Но теперь… — Сармат развел руками. — Доказательства пластической операции он нам передал. Интерпол уже работает. Казалось бы, ложись на дно и жди, когда полиция подметет всю честную компанию. А потом — живи себе дальше! Что-то здесь не так. С какой стати он поперся на яхту какого-то миллиардера?
— Тепло, Сармат, тепло, — одобрительно кивнул Дед. — Не горячо, но тепло. Подумай вот о чем. Если он сумел прожить неузнанным несколько месяцев под одной крышей с Божко, что заставило его вторично раскрыться? А он в этой мясорубке раскрылся — я убежден. Почему он передал мне документы столь странным образом? Мог бы позвонить… Встретились бы, посоветовались…
— Не хотел раскрываться до ареста Божко, — предположил Сармат.
— Чушь. Он не стал бы тогда гримироваться под меня. И нашел бы другой способ для передачи документов, — убежденно заявил Дед. — Этим жестом он дал понять, что имеет в деде свой интерес и никакого задания не выполняет. Там что-то личное, Сармат. И это личное связано не с Божко. Может быть, месть. Может, что-то другое. Хантер — сложный человек.
— А сейчас он загнал себя в ситуацию, из которой нет выхода, — подхватил Сармат. — Божко он спугнул. У того осталось два пути: или — опять менять внешность, что, на мой взгляд, нереально; или — прятаться на берегу озера Титикака, что для деятельной натуры Божко неприемлемо. Божко озлобился, и никакие изменения внешности Хантеру не помогут — тот никого к себе не подпустит. Значит… — Сармат осекся и в растерянности посмотрел на Деда.
— Н-да, — тяжело вздохнул генерал. — Хантер его просто убьет. И я не стану его останавливать, даже если бы мог.
5 января 1997 года. Афины, Греция
Вы когда-нибудь встречали Новый год на шикарной — пусть и забытой хозяевами — вилле в фешенебельном квартале Афин? Что, завидуете? Ну-ну… А если я скажу, что встречать его пришлось в суровом одиночестве, сидя на надувном матрасе, грустно глядя на сиротливую пару консервных банок и бутылку какой-то газированной греческой бурды, пить которую могут только сами потрепанные жизнью потомки гордых некогда эллинов? Что это вы так поскучнели? Дома лучше? Согласен… А если нет его, дома? Тогда как? Если за простенькое право иметь свой дом — да и свою жизнь! — приходится черт знает чем заниматься, и встреча Нового года на заброшенной вилле — еще не самое худшее?! В самом деле, при всей своей запущенности, вилла — не склеп…
Как же мне все это надоело… Божко, который прячется где-то рядом, но где? Саша-киллер, запуганный божковскими ребятами до полусмерти и пытающийся утопить свой страх в круглосуточных оргиях с дружками и новой пассией. Сармат с Дедом, втянувшие меня в эту историю…
Да я сам себе надоел! Я, крепкий когда-то профессионал Хантер, расслабившийся в самый неподходящий момент и потерявший тем самым последнюю возможность дожить до старости. Хорошо еще, с места взрыва успел вовремя сбежать… Надо бы свечку поставить. Выяснить бы еще — кому? Вряд ли в православной церкви есть святой, оберегающий наемников.
А потом, в Калифорнии… Вспоминать не хочется… Все эти маскарады с переодеваниями. Бразильский мафиози, таксист, электрик, пузатый турист… Так и до шизофрении недалеко. А любимая дочура Божко, похотливо облизывающаяся и ежеминутно готовая рухнуть в постель? Тоже, знаете ли, выдержка нужна.
Но самое страшное — первая встреча с Кирком. Очень хотелось вырвать ему горло… Странно, что он сразу меня не раскусил. Его ведь ни гримом, ни контактными линзами не обманешь. Видимо, был слишком взволнован, поэтому не обратил внимания на мое произношение.
Спросил бы сейчас меня Сармат, хочу ли я в это вмешиваться. Я бы ему доступно объяснил… Нервы, что ни говори, на пределе. Вот и в животе покалывает… А может, не нервы виноваты, а неделя жизни на консервах?
Ситуация сложилась неординарная. Земной шар — большой, пять миллиардов вмещает, так что друг друга люди задевают, только когда очень этого хотят. А вот нам двоим — мне и Божко — тесно. Если Божко — не приведи Господь! — опять изменит внешность — я его потеряю. И он вполне может найти меня раньше, чем я — его. Так что сейчас я пекусь не о здоровье тысяч незнакомых мне наркоманов, а о собственной жизни.
А время, однако, работает на него. Надо форсировать события. Телефонная болтовня Саши ничего не дает. Необходимо его подтолкнуть. Тогда он может привести меня к Гринфилду. Попробуем.
— Алло! Саша? Ну, как жизнь?
— Кто это? — Такое впечатление,
— Приятель, Сашок. В последнюю встречу я сказал, что еще дам о себе знать.
— Ты где? — Охрипший голос выдает. Боится.
— В аэропорту. Подъезжай, поговорим.
— Как тебя там найти? — В голосе появилась надежда. Зря.
— Я тебя сам найду. — Я постарался глупо хохотнуть. — Только ты мне нужен один, без эскорта. Не бойся, убивать я тебя на глазах у изумленной публики не собираюсь, Пока не собираюсь.
— А я тебя не боюсь! — Истерика — это хорошо.
— Болтаешь много. Через час жду.
Что-то сейчас должно произойти. Никуда он, конечно, не поедет. Бросил своих дружков, направился в дальний конец сада.
— Алло! Алло! Мистер Гринфилд? Это Саша.
— Идиот, я же запретил тебе сюда звонить! — заорал Божко. — И уж во всяком случае без имен ты мог бы обойтись?
— Ситуация… — начал Саша. — Хантер…
— Кто? — рявкнул Божко. — Заткнись! Ни слова больше! Ко мне, быстро!
Началось! Быстро сворачиваю свои вещи, осторожно покидаю виллу. Машина — за пустырем, поросшим кустарником. Настраиваю приемник на нужную волну. Маячок, торчащий в заднем бампере Сашиного «Мерседеса», пиликает все слабее. Значит, он уже выехал и быстро удаляется.
Проезжаю мимо его виллы. Остальные машины на месте: одни поехал, без своих барбосов. Кружу по городу, ориентируясь по силе сигнала, — и теряю его. Лихорадочно мечусь по проспекту, по переулкам. Снова возвращаюсь к тому месту, где приемник пискнул в последний раз — все тщетно.
Останавливаюсь в тихом тупике, выключаю двигатель. Спокойно, спокойно… Вытираю вспотевшие лоб и ладони, в сердцах швыряю насквозь промокший платок в урну. Мимо.
Как глупо. Впрочем, девяносто девять процентов хорошо продуманных и организованных мероприятий рассыпаются из-за мелочей. А у меня — все на скорую руку. Идиот! Третьего шанса найти Божко у меня скорее всего не будет. Значит, во что бы То ни стало надо найти Сашу.
Раскрываю на коленях карту Афин, ставлю крестик в том месте, где сигнал был потерян, обвожу крестик тремя концентрическими кругами. Еду по первому — с меньшим радиусом. Тишина. По переулку выскакиваю на второй и сразу слышу слабый писк приемника. Минут через десять, когда писк становится непрерывным, замечаю его машину. Стоит за красивой кружевной решеткой во дворике неброской, утонувшей в цветах виллы.
Вилла вроде бы небольшая, даже скромная. Однако все, что связано с Божко, может иметь двойное дно. Точно. Из недр подземного гаража один за другим выкатывают два американских джипа и длиннющий «Шевроле-Каприз». В машинах с десяток мордоворотов, явно не знакомых с трудами Аристотеля, но внешне решительных и наверняка вооруженных. Уж не на торжественную ли встречу некоего Хантера с обязательным его отловом они собрались? Тем лучше…
Автомобили медленно подкатили к перекрестку и, дождавшись зеленой стрелки, умчались в сторону аэропорта. Пора? Нет, наверное, рано. Так и есть. Недовольный, а точнее — злой на весь мир, Саша решительно подходит к своей машине, тщательно вытирает лицо, швыряет окровавленный платок на газон, включает двигатель и рвет с места, как ошпаренный. Очевидно, Божко не хватило словарного запаса, и он объяснялся с Сашей при помощи жестов. Отсюда — и разбитый нос, и окровавленные губы.
