по обе стороны домами. Прорваться сквозь этот коридор огня и дыма была единственная возможность не столкнуться со штурмовиками.
Лица обдавало жаром горящих строений, едкий дым разъедал глаза, но это не могло остановить боевиков. Мелкие неприятности не шли в счет рядом с самой большой под названием СМЕРТЬ. За десять минут остатки арабского отряда прошли сквозь огонь и дым незамеченными и оказались на окраине кишлака. Отсюда была хорошо слышна нарастающая канонада, страшный по своей интенсивности бой кипел на позициях федеральных войск.
– Идем двумя волнами, – проговорил Бабай, обращаясь к одному из своих командиров, огромному детине с красными воспаленными глазами, в его руках «РПК», замотанный в камуфлированную ткань, казался детской игрушкой. – Твои люди пойдут первыми, я с остальными иду следом. Врываешься на позиции шурави, убиваешь всех. Потом необходимо захватить транспорт, думаю, люди Карима разведали, где сосредоточены грузовики. Берем пару машин и уходим обратно в горы.
– Я все сделаю как надо, – пообещал косматый гигант, потрясая своим ручным пулеметом.
– Аллах велик, и снизошлет он свои щедроты на воинов правоверных, – произнес с пафосом Абдулл, положив ладони своих рук на плечи моджахеда. Как будто благословляя на этот бой.
– Аллах акбар, – воскликнул араб и, взмахнув призывно оружием, увлек за собой основную массу боевиков.
Четыре десятка моджахедов со всех ног бросились в направлении позиций федеральных войск. Там то стихала, то вновь нарастала трескотня выстрелов, разрывы ручных гранат. С небольшого взгорка, куда забрался Бабай, он мог наблюдать, как его воинство быстро приближается к неровной линии окопов, в которых, по-видимому, и живых не осталось. С каждым шагом расстояние сокращалось. Оставалось всего с полсотни метров до бруствера с высохшей под безжалостным солнцем землей.
Абдулл уже оторвал от глаз бинокль, собираясь дать команду остальным на прорыв, когда безжизненный окоп неожиданно ощерился шквалом огня, в упор расстреливая бегущих.
– Это засада! – закричал невесть как очутившийся рядом с Бабаем Рыжебородый Ахмат. – Надо прикрыть их отход.
Опытные воины, попав в ловушку и потеряв под шквальным огнем часть людей, залегли, яростно огрызаясь из своего оружия, надеясь на то, что еще одна группа моджахедов позволит им отойти, отвлекая на себя часть огня федералов.
Но Абдулл Камаль знал, что эти люди обречены так же, как будут обречены и те, кто попытается им помочь. Высказать свое решение Бабай не успел. Во фланги залегшим боевикам ударили боевые машины десанта.
Шесть угловатых, но стремительных БМД-2, сорвавшись со своих мест, неслись по ровному, как стол, полю навстречу друг другу, поливая пространство перед собой из скорострельных пушек и пулеметов. Отрезав боевикам путь к отступлению, боевые машины круто развернулись и понеслись на залегших моджахедов. То, что не смогли сделать снаряды и пули, довершили острые как сабли гусеничные траки.
Картина уничтожения основной группы не вызвала в душе Бабая никаких эмоций, кроме сознания обреченности нынешнего положения.
– Уходим назад в мечеть, – приказал своему помощнику Абдулл.
Рыжебородый ничего не сказал, он был готов умереть, но не хотел, чтобы его внутренности намотались на траки БМД.
Бой в усадьбе муллы был скоротечным, ворвавшиеся за ограду морские пехотинцы, сокрушив моджахедов огнем в упор, не дали никому из них уйти или укрыться. Впрочем, последнему в немалой степени . мешал полыхающий особняк.
– Закончили? – когда стихли последние выстрелы, спросил Дядя Федор у лейтенанта с обгорелым чехлом на кевларовом шлеме. На куртке появилось несколько темных пропалин.
– А как же, – ответил летеха, деловито меняя магазин в автомате. – Упорные черти, никто не хотел сдаваться в плен.
Николай пропустил это заявление мимо ушей, потому что сам воевал уже два года и не понаслышке знал, как берет в плен любая из воюющих сторон. Впрочем, вопросы этики его вообще не волновали, ибо у моджахедов была особая ненависть к «контрабасам», которых, захватив в плен, боевики убивали с особой, каннибальской жестокостью. Так чего, спрашивается, он должен жалеть возможных своих палачей.
Расположившись под прикрытием кирпичной стены, морские пехотинцы сноровисто снаряжали пустые магазины, набивали патронами пулеметные ленты. Если в начале операции они были похожи на лесных духов, то теперь, закопченные дымом пожарищ и припорошенные рыжей пылью битого кирпича, в рваной, прожженной и перепачканной одежде, они больше походили ни чертей-кочегаров из ада.
Раненых и убитых отправили в тыл, теперь оставалась небольшая группа тех, кто еще мог воевать. Когда снаряжение магазинов и лент было закончено, Дядя Федор подошел к командиру взвода и громко сказал:
– Ну что, лейтенант, еще один рывок, и мы в центре на площади?
– Ага, – оскалился молодой офицер, демонстрируя белые ровные зубы. – Как говорится, последний бой – он трудный самый.
Бой в кишлаке постепенно заканчивался, кое-где еще трещали автоматы, хлопали взрывы гранат, но артиллерия уже молчала. Верный признак локализации бандитских групп.
Морские пехотинцы по одному через пролом в ограде выбирались обратно на улицу и так же не спеша двигались в направлении центральной площади кишлака. Но едва первые там появились, как из подвала мечети ударили два крупнокалиберных пулемета.
Тяжелые пули, никого не задев, со страшным воем пронеслись над головами, трое морских пехотинцев кубарем ретировались за ограду.
– Вот же паскуды, – выругался лейтенант, придерживая левой рукой кевларовый шлем, на котором лопнул по непонятной причине ремешок. Стоящий рядом разведчик вытащил из подсумка автомобильное зеркало и протянул Федорову, старший сержант, приблизившись к углу ограды, присел на корточки и выставил его наружу. Мечеть располагалась на полуметровом нулевом цикле, в котором как будто специально было вырезано несколько продолговатых амбразур.
«Наверняка амбразуры идут по всему периметру, – успел подумать разведчик, когда точно выпущенная пуля, ударив в зеркальце, разбила его, вырвав из рук сержанта металлический остов.
– Падла, – беззлобно выругался Дядя Федор, – даже снайпер там есть.
Размышления разведчика были не самые веселые. Конечно, если бы у них сейчас было несколько гранатометов да пара «шмелей», можно было бы поубавить прыти у басмачей. А так бросить людей на пулеметы – это даже не глупость – преступление.
– Химик, – негромко позвал Федоров прикрепленного к группе бойца.
– Слушаю, товарищ старший сержант. – Молодой боец даже на войне не утратил чувства субординации. Несмотря на то что теперь он назывался кон-трактником, в сущности, боец был еще пацаном, и разведчик хотел, чтобы он выжил в этом бою. Возможно, больше для батальона боев не будет.
– Значит, так, сынок, дуй к артиллеристам, и чтобы через десять минут здесь была ДСАУ. Понял?
– Понял, – ответил боец химвзвода.
– Тогда дуй во все лопатки.
Батарея «спрутов» выпустила полдюжины снарядов и снова осталась без работы. Штурмовые группы, уйдя в глубь кишлака, дальше справлялись сами.
Командир батареи, высунувшись наполовину из орудийной башни, дымил сигаретой, поглядывая на сидящего на броне замполита, который с вдохновением рассказывал двум артиллеристам о текущем политическом моменте.
Докурив сигарету, капитан-артиллерист щелчком отправил окурок в направлении дымящегося кишлака. И только сейчас заметил, как от населенного пункта к батарее быстро движется неясный силуэт.
– Что это еще за хрен по полю скачет? – буркнул артиллерист, поднося к глазам бинокль.
Вскоре стало видно и без бинокля, что бежит боец одной из штурмовых групп. Он быстро перемахнул через окоп и, не сбавляя темпа, направился к длинноствольным «спрутам».
Замполит тоже увидел бегуна. Спрыгнув с брони, он сделал несколько шагов навстречу, в ожидании, когда боец приблизится для доклада. Нарушая все статьи воинских уставов, морской пехотинец,
