поразить недугом или уродством.
— Нет, — сухо ответила я.
Он снова хмыкнул и стянул бейсболку.
И я в совершенном ужасе уставилась на его лицо.
Потрясающее, красивое лицо. Загорелое, с падающей на лоб темной прядью. С насмешливым прищуром светлых глаз.
На лицо парня, которого мы убили вчера.
— Узнала? — широко улыбнулся он.
Я судорожно кивнула и вспомнила, как в то краткое мгновение пока наша машина неслась на него, мы встретились глазами.
— Ты почему живой? — еле выдавила я.
Он стер ухмылку с лица, строго взглянул на меня и предложил:
— Ты же ведьма. Узнай сама.
«Господи, мне это снится, — истово подумала я. — Так не бывает, добрый Боженька, так не бывает!»
— Так как? — парень, все так же строго глядя на меня, шагнул ко мне.
— Ты от чего лечиться-то пришел? — я вжалась в кресло, смотря на него совершенно безумным взглядом.
— Так ты же ведьма! — узнай! — снова повторил он, на этот раз очень жестко.
— Сядь, — тихо сказала я, указывая на табурет в центре комнаты.
Он, ни слова не говоря выполнил мое указание.
— Не так давно я ездил в одну страну. Маленькую такую, из стран бывшего соцлагеря, — размеренно сказал он.
— В какую? — машинально спросила я, расплетая косу.
— Мне нравятся блондинки, — серьезно заметил он, оценивающе глядя на мои длиннющие волосы. — В Румынию. Ты делай, я потом расскажу полностью.
И я с усилием встала с кресла, подошла к нему со спины, закрыла глаза и положила руки на макушку, отпуская в тело Силу.
Все произошло слишком быстро. Одним движением клиент встал, обернулся и как-то очень нежно обнял меня.
— Смотри на меня, — прошептал он, приближая свое лицо к моему. — Смотри, Магдалина…
Я взглянула, и…
Мой Бог…
И я забыла как дышать. Я захотела закричать — и не смогла. Меня вертело в водовороте, словно щепку, бросало о камни, ломало на части. Запах тления был повсюду, повсюду, он проникал сквозь мою кожу и жег пламенем тысяч церковных свечей. Темный водоворот медленно, с чавканьем засасывал меня, и я понимала, что мне не успеть… Не вынырнуть мне отсюда…
Никогда.
Внутренний голос в диком ужасе не переставая вопил, тоскливо и безнадежно. Так кричат только когда понимают, что это — все.
И в этот миг беспросветного отчаяния я услышала тихую и нежную мелодию. Она вплелась в этот водоворот, успокоила его, превращая просто в течение — тихое и ленивое. Нежно обволакивающее меня непроглядной темнотой…
И внезапно я успокоилась и покорилась.
Чему?
Тьме…
И она пела мне песни, словно ласковая мать над любимым малышом.
Родным и единственным.
«Ты моя. Ты больше не уснешь по-настоящему», — нежно, словно любимый, шепнула мне темнота, вплетаясь в мелодию, и мне понравилось ей
…
«Я твоя», — молчаливо согласилась я, бездумно погружаясь в нее. Она была прекрасна. Прекрасна чудесным предчувствием того, что она дает там, за гранью.
«Я — твоя». Тьма ласково прильнула к моим непослушным губам, сцеловывая остатки слов, обволокла меня совершенной красотой ночи.
«Моя», — наконец прошелестела она в ответ, баюкая меня, даря меня сладостной, невыносимо сладостной нежной болью, которая была чудеснее и сильнее любой ласки.
…
И я стремилась плотнее впечататься в эту темноту, раствориться в ней каждой трепещущей в предоргазменной судороге клеточкой тела. Все, что я испытала до этого — блекло в сравнении с настоящим. Первая ночь любимым, адреналин свободного падения с парашютом за спиной, эйфория первого в жизни настоящего успеха — все это было такой ерундой…
Ничто в мире не стоило этого.
Ничто…
И было тревожно от какого-то постоянного кратковременного расставания, на которое намекала песня. Целый день — прожить без ЭТОГО? Я умру…
Внезапно краем сознания я уловила дикий визг, и моя темнота отступила.
«Я — твоя!» — беспокойно напомнила я ей, чувствуя как она стремительно меня покидает.
«Я — твоя!!!!» — отчаянно крикнула я ей вслед.
Потом я открыла глаза. Вернее, кое-как разлепила. Каждое веко было весом с небольшую скалу.
Бакс, шипя и плюясь, восседал на макушке моего клиента и яростно работал когтями. Тот изо всех сил пытался его стащить с себя, однако мой кот, гибкий словно угорь, всегда упреждал его движение.
— Бакс, — почему-то очень тихо позвала я.
Голос просто не смог подняться дальше хриплого шёпота. У меня было ощущение полнейшей опустошенности. Я была словно тряпичная кукла, из которой вынули проволочный каркас. И я остро чувствовала, как мои ноги, враз ослабевшие, отказываются держать непосильную ношу — мое тело. Я кое — как сделала шаг и опустилась на табуретку, совершенно вымотанная этим действием.
Ужасно болела шея…
Мой Бакс в это время спрыгнул и побежал ко мне, по пути останавливаясь и яростно фыркая на Кайгородова. Тот повернулся ко мне.
— Ну что, ведьма??? — зло выкрикнул он. — Так чем я болен, а???
Я безучастно заметила:
— Тебе мой кот лицо и руки здорово располосовал. А кровь не идет.
— Не идет, — жестко сказал он. — И не пойдет.
Я слегка поморщилась от тянущей боли под подбородком, коснулась шеи рукой и непонимающе посмотрела на вымазанные в крови пальцы.
Бакс наконец почти добежал до меня, и тут он словно с размаху на стенку налетел. Он уставился на меня своими желтыми глазищами, и вдруг вскипел гневом, выгнув спину и зашипев на меня.
А я внезапно заметила кровь на губах Кайгородова. И острые резцы, которые не могли скрыть губы.
