я заревела еще горше. Как ни крути, но я девочка из приличной семьи, сесть для меня — это все. Это конец всей жизни. Я этого просто не переживу. Озеро рядом — утопиться сразу, что ли, дабы не испить чашу позора?
— Послушай, Машка, — утирая слезы подолом юбки, сказала Мульти. — Если мы явимся с повинной, мы сядем, так?
— Ну? — посмотрела я на нее и шмыгнула.
— Так может, сделаем как Олег говорит? — неуверенно предложила она.
— А если милиции уже все известно? — задала я глупый вопрос.
— Так ведь все равно сядем, — тяжко вздохнула она. — А так хоть какой-то шанс.
Я задумалась. Олег, как ни крути, а в таких делах побольше нашего смыслит. Может и прокатит то, что он предлагает. Во всяком случае если есть шанс избежать зоны, это надо сделать. Зона — это для меня полнейшая катастрофа, крушение всей жизни.
— Ну, что делать будем? — прервала она мои размышления.
— Давай для начала помолимся! — категорично предложила я.
— Точно! — поддержала меня Мульти и тут же забубнила с заднего сидения: — Господь, Отец наш, ты же видишь в какую передрягу мы попали, помоги, а, будь человеком…
А меня кольнула совесть. Почему так получается, что я вспоминаю про Бога только тогда, когда меня жареный петух в одно место клюнет? Когда я в церкви своей в последний раз была? Аж в начале осени, полгода назад! Православные церкви, куда я хожу отчитывать людей и закупаться свечами и ладаном — не считаются. Я туда ведь на работу хожу, а сама я баптистка. Библию, Слово Божье — когда в последний раз открывала? В общем-то у меня с Господом нормальные, ровные отношения — иначе при моей работе не возможно. Однако — именно по работе.
— Отче, — шепнула я, глядя из окошка на небо. — Прости такое отношение. Сейчас все будет по- другому, обещаю.
Звезды слегка качнулись.
— Зови Олега! — решительно сказала я.
— Оле-е-ег! — высунувшись в окошко, заорала Мульти.
Парень, который до этого в ярком свете фар задумчиво полоскал тряпку в озерной воде, вздрогнул, распрямился и неторопясь пошел к машине.
— Ну, что надумали? — хмуро сказал он.
— Давай мы домой пойдем, — неожиданно сказала я. — А ты делай что хочешь. Если собрался заявлять об угоне — мы-то тут при чем?
— Вот вы мыши! — презрительно сказал он. — Так, Марья, не делается. Вместе встряли — вместе и выпутываться.
— Марья дело говорит, — жалобно протянула Мультик. — На дворе ночь, а мы такой толпой в милицию завалим об угоне сообщать, внимание привлечем.
— Вместе! — отрубил Олег. — Всем ясно?
Мы обреченно кивнули головой.
— Тогда слушайте и запоминайте! — менторским голосом начал Олег. — Мы сегодня весь день сидели у Наташки, из дому не отлучались. Сейчас вот поехали в круглосуточный ларек за продуктами, выходим, хоп! — машины нет. Все запомнили?
— Запомнили, — вразнобой пискнули мы.
— Повтори, — ткнул он в Мульти.
— Весь день сидели у меня, потом поехали за продуктами, хоп! — а машины нет, — пискнула она.
— Теперь ты, — ткнул он в меня.
Я повторила.
— Хорошо, кивнул он. — Теперь по-быстрому протрите салон и валим отсюда. И чтоб ни одного пальчика после нас менты не нашли! Ясно?
Он протянул мне мокрую тряпку, я бездумно, но тщательно протерла все впереди, вышла из машины и передала тряпку Мульти. Та принялась орудовать ей сзади, а я пошла посмотреть на капот.
Одна фара была разбита, крыло помято. Какие еще доказательства нужны? Любой гаишник, увидев такую машину, мигом сообразит о ее причастности к ДТП. Причем народу на улицах несмотря на поздний час было полно, наш номер наверняка запомнили.
Тяжелые предчувствия ледяной змеей заползли мне в душу.
— Ну, чего там застыла? — прикрикнул на меня Олег. — Пошли в город скорей!
Наташка к тому времени тоже выползла из машины и стояла, нервно теребя тряпку в руках.
— Здесь ее не бросай, — велел ей парень. — Идите за мной. На цыпочках! Впрочем, обувь потом все равно надо будет выкинуть.
— С ума сошел? — встрепенулась Мульти. — Да я за эти сапожки из крокодильей кожи знаешь сколько отдала? Три моих зарплаты!
— Цыц! В зоне они тебе не сильно пригодятся, — прикрикнул Олег. — Давай, шевели ластами, в ментовке выступать будешь!
И мы пошли. Олег не позволил вернуться обратно на дорогу, мы пересекли лесок, вышли совершенно к другому району города, поплутали еще немного, отдаляясь от места, где мы бросили мерс, и только тогда Олег остановился и поймал на дороге дедка на древнем синем жигуленке.
Высадились мы за три квартала от милиции и пешочком пошли в отделение.
Чем ближе мы подходили, тем ледянее становилась змея, свившаяся кольцами на моей душе.
— Ты чего там плетешься? — прикрикнул Олег на отставшую Наташку.
— Ноги не идут, — прошептала она побелевшими губами. — Страшно.
Я ее понимала. У меня тоже все мелко дрожало внутри от ужаса.
— Давай скорее, шевели ножками, недалеко уж, — сказал Олег и небрежно ткнул рукой в здание ГОМа.
Мы с Мульти синхронно переглянулись и я почувствовала, как внутри у меня мелко — мелко затряслась моя перепуганная душонка.
Бессознательным жестом я протянула руку Мульти и она в нее тут же вцепилась. Мне слегка полегчало. Ей, похоже, тоже.
Вот так, держась за ручки словно первоклассницы, мы и переступили порог ГОМа.
— Але! — молодецки выкрикнул Олег с порога. — Нам бы заяву об угоне накатать, к кому тут обращаться?
Молоденький заспанный мент поднялся нам навстречу, равнодушно посмотрел на нас и пошел открывать решетку, перегораживающую вход в коридор.
— В сто четвертый идите, — хмуро буркнул он, пропустил нас и снова с лязгом захлопнул решетку.
Мы с Мульти тревожно переглянулись.
В сто четвертом сидел опер раздолбайского вида и деловито закусывал чай сушками. Увидев нас, занятия он не прервал, лишь вопросительно на нас уставился, мол, чего надо?
— Заяву накатать бы, — ответил Олег на его взгляд.
Мент одной рукой пошарился в ящиках стола, вытянул бланк и протянул его Олегу.
— На, пиши, — буркнул он.
Олег неторопясь подошел, цапнул бланк и устроился за соседним столом и принялся деловито строчить, изредка задумываясь и хмуря лоб.
— А вы чего? — посмотрел на нас мент.
— Свидетельницы, — ответил за нас Олег, не отрываясь от писанины.
Мы судорожно кивнули.
Мент дожевал сушку, допил чай из кружки и вызвал по внутреннему телефону еще одного опера. Дальше пошло веселее — Олег строчил заяву, а с нас с Мульти снимали показания. Мы вроде не запутались, благо были все в одном кабинете и мне оставалось лишь послушать, чего Мульти говорит и пересказать это оперу, который допрашивал меня. Таким образом, не прошло и полгодика, как была поставлена последняя точка Мультиковским и моим опером, Олег небрежным жестом отстранил от себя заяву, а первый мент сказал второму:
