снабжением Висбадена продуктами стала критической. Число калорий снизилось до 800. Особенно плохо было с картофелем. Им снабжались только больницы и лагеря. Из продовольствия в свободную продажу поступали только продукты из кукурузы, непопулярные из-за их горького привкуса. Рацион жиров снизили с 200 до 150 граммов. Сахар выдавали по полфунта белого и полфунта желтого. Поскольку из-за засухи ожидался плохой урожай овощей и фруктов, было решено выдавать по четыре яйца дополнительно. Снабжение молоком полностью прекратилось. Две трети взрослого населения Висбадена вообще ничего не получали по карточкам. Заметим: ужасы войны не прекращаются с ее окончанием для тех, кто ее проиграл…
11
Первой сделкой «Открытого торгового общества Ахазяна» стала продажа господам Пангалосу и Хо Иравади каждому по две тысячи килограммов лекарства атебрин против малярии из запасов немецкого вермахта. На упаковках все еще красовался германский орел со свастикой. Его нужно было удалять. Томас и его партнеры доставили атебрин на фармацевтическую фабрику. Здесь его переупаковали. Теперь его можно было грузить на суда.
Сделка с атебрином оказалась несложной в сравнении с последующими проблемами, сперва казавшимися неразрешимыми. Господа Пангалос и Хо Иравади пожелали купить тропические шлемы. По тридцать тысяч штук каждый. Шлемы имелись. Но только со свастикой. Так основательно втравленной, что удалить ее не было никакой возможности. Господа, разумеется, были вынуждены воздержаться от сделки.
«Что делать с проклятыми шлемами», целыми днями ломал себе голову Томас. И нашел спасительное решение! Внутри каждого имелась первоклассная кожаная окантовка, предохраняющая в обычных шляпах подкладку от пота. Абсолютно новая, отличного качества кожа. В то время — голубая мечта всей немецкой шляпной индустрии. Томас связался с ведущими специалистами отрасли. В один миг тропические шлемы стали расходиться, как горячие пирожки. «Открытое торговое общество Ахазяна» заработало на коже куда больше, чем могло бы «наварить» на самих шлемах. А Томасу к тому же удалось таким путем оживить германскую послевоенную шляпную индустрию.
Тем не менее у него было много забот — и отнюдь не коммерческого характера. Томас чувствовал, что Дуня постепенно вытягивала из него все соки. Она устраивала ему сцены — любви и ревности. Она пробуждала и отнимала силы. Томас ругался и снова мирился с ней. Это было самое сумасшедшее время в его жизни. Обеспокоен был и Бастиан:
— Так дело дальше не пойдет, мой мальчик. С этой дамой ты дойдешь до ручки.
— А что мне делать? Выставить ее я не могу. Она не уйдет.
— Уйдет как миленькая!
— Да, в полицию.
— Проклятье, — сказал Бастиан. — Но все же нужно тебе подумать о будущем.
— Думаю постоянно. Нашей коммерции здесь осталось процветать недолго. Придется уехать и совершенно неожиданно, понимаешь? Дуня к этому не готова…
— Ну не знаю, — сказал Бастиан.
Потом они продали греку и индокитайцу подшипники. И грузовики. И джипы. И цепи. И плуги. И другой сельхозинвентарь.
— С этим товаром они глупостей не наделают, — сказал Томас Ливен, глядя из окон своего кабинета на горы мусора и развалин Висбадена. Вид был такой, словно у жителей города не было желания восстанавливать его. До войны здесь жили одни богачи. Сейчас это было место, где в руинах ютились нищие пенсионеры.
Позднее подсчитали: общий объем развалин составлял 600 тысяч кубометров. На устранение обломков Висбаден израсходовал до начала валютной реформы 3,36 миллиона рейхсмарок. Рабочие и разборщицы завалов плечом к плечу вкалывали вместе с горожанами, работая посменно. Целыми днями копались в грязи и Томас Ливен с Бастианом Фабром и Рубеном Ахазяном. Они воспринимали это как разрядку в своей каждодневной деятельности — что-то вроде спорта.
Осенью 1947 года компаньонам пришла в голову идея: из одного американского спального мешка можно сшить брюки. В их распоряжении оказалось сорок тысяч спальных мешков. На пошивочных фабриках юга Германии до сих пор вспоминают, как над ними в 1947 году пролился ливень из материи и заказов. Весной же 1948 года под занавес всей аферы наши друзья провернули сделки с оружием. До этого они распорядились соответствующим образом препарировать боеприпасы. Их погрузили на суда вместе с ящиками с хозяйственным мылом, в которых якобы находились автоматы. Суда с грузом для Греции и Индокитая вышли в море. Они еще долго пробудут в пути, подумал Томас. Значит, у него будет время, чтобы спокойно свернуть дела в Висбадене. Это было примерно то же самое время, когда различные кинокомпании открывали свои представительства в городе.
Тематика и названия всех без исключения фильмов периода немецкого перевоспитания, снимавшихся в Висбадене, были безобидно-бессодержательными, уныло-патриотическими или гарантированно бесцветными, например: «Когда любит женщина», «Свадебная ночь в раю», «Тигр Акбар» и «Смертельные мечты»…
— Наступает время сматывать удочки, дружище, — говорил Томас 14 мая 1948 года Бастиану.
— Как думаешь, что сделают греки и индокитайцы, когда обнаружат обман?
— Если доберутся до нас, то убьют, — сказал Томас Ливен.
Покупатели оружия не добрались до Томаса и Бастиана. Вместо них иностранные агенты, действовавшие в Федеративной Республике, как помнится, с 1948 по 1956 годы, прихватили несколько «настоящих» торговцев оружием. Они подкладывали им в машины бомбы с часовым механизмом. Или отстреливали их прямо на улицах.
Во время одного из таких эпизодов Томас высказался философски:
— Кто сеет насилие, от насилия и умрет. Мы поставляли мыло. И мы живы…
Но это все, как уже говорилось, было позднее. А 14 мая 1948 года какое-то короткое время Томас внезапно стал опасаться, что насилие не обойдет и его стороной. Однажды в полдень в дверь позвонили. Бастиан пошел открывать. Вернулся бледный.
— Там два господина из советской военной комиссии.
— Боже всемогущий! — сказал Томас. Но те уже входили, серьезные и значительные. Несмотря на теплую погоду, на них были кожаные пальто. Томаса вдруг бросило в жар. А потом — в холод. Конец. Это конец. Они нашли его.
— Добрый день, — сказал один из советских. — Господин Хеллер?
— Да.
— Мы разыскиваем фрау Дуню Меланину. Нам сказали, что она с вами.
— Э-э… гм… Дама случайно здесь, — сказал Томас.
— Вы позволите поговорить с ней? Наедине?
— Прошу вас, — ответил Томас. Он проводил обоих в комнату, в которой Дуня в этот момент занималась маникюром. Через десять минут господа вышли — серьезные и замкнутые. Бастиан и Томас бросились к Дуне:
— Что произошло?
С торжествующим воплем красавица блондинка кинулась на шею к Томасу, чуть не свалив его с ног:
— Это самый счастливый день в моей жизни! (Чмок.) Ты душа моя! (Чмок.) Ты мой единственный! (Чмок.) Мы можем пожениться!
У Бастиана отвисла челюсть. Томас залепетал:
— Что мы можем?
— Пожениться!!!
— Но ты же замужем, Дуня!
