сюда?»
Томас решился на необычный шаг. «Заговорю-ка я с этим фантомом, этим порождением моей болезненной фантазии, как с настоящим Лавджоем. Тогда сразу выяснится, в своем ли я уме».
— Как поживаете, мистер Лавджой? — сказал Томас, подняв брови.
— Хуже, чем вы, мистер Ливен, — моментально отреагировал тощий. — Вы думаете, это удовольствие — гоняться за вами по всему Лиссабону? А теперь еще эта дверь! — Лавджой вытер платком пот, выступивший на затылке. На лбу у него медленно, но неотвратимо взбухала шишка.
«Итак, я в здравом уме, чего нельзя сказать об окружающем мире. А сумасшествие становится все более заразительным. И даже найден способ распространять его». Он глубоко вздохнул, прислонился к телефонной кабине и спросил:
— Как вы оказались в Лиссабоне, мистер Лавджой?
На что представитель британских интересов скривил лицо и произнес:
— Был бы вам признателен, если бы вы называли меня Эллингтоном. Так, во всяком случае, ко мне обращаются в Португалии.
— Услуга за услугу. Тогда и меня зовите Леблан. Так ко мне обращаются в Португалии. А вообще-то вы так и не ответили на мой вопрос.
Человек, назвавшийся Эллингтоном, обозлился:
— Людей из секретной службы вы все еще считаете идиотами, да?
Человек, назвавшийся Лебланом, вежливо ответил:
— Это вы сказали. Поэтому, с вашего позволения, не стану отвечать на этот риторический вопрос.
— Вы думаете, мы не знаем, что вас ищет лично адмирал Канарис? — британский агент придвинулся к нему вплотную. — Вы полагаете, что мы в Лондоне не перехватываем немецкие радиосообщения?
— Я думал, их шифруют.
— У нас есть дешифровальный код.
— А у немцев — ваш, — сказал Томас, неожиданно развеселившись. — Почему бы вам не сесть вместе и не сыграть в подкидного дурака?
— Я знаю, что вы бессердечный циник, — в бешенстве сказал англичанин. — Знаю, что для вас нет ничего святого. Я вас тут же раскусил — еще тогда, в лондонском аэропорту. Вы — субъект, у которого отсутствуют понятия чести, морали, разума, принципов…
— Вы мне льстите!
— И потому я сразу же сказал: позвольте мне вести переговоры с этим парнем! Он понимает лишь один язык, — и Лавджой потер друг о друга большой и указательный пальцы.
— Минуточку, давайте все по порядку. Ответьте же, наконец, как вы здесь очутились.
И Лавджой рассказал. Если ему верить (а для недоверия не было оснований), то британская секретная служба действительно прослушивала все радиосообщения, связанные с поисками Томаса Ливена майором Лоозом. Последний сеанс принес радостную весть: Лооз отправляется за разыскиваемым в Лиссабон.
— …в Лиссабон! — закончил Лавджой. — Я немедленно вылетел курьерским самолетом и прибыл на два часа раньше вас. Я вел вас от самого аэропорта: ехал за вами и другим господином, который сейчас сидит там, на террасе ресторана. Полагаю, это майор Лооз.
— Какая проницательность! Вы что, не знаете майора в лицо?
— Нет.
— Бог мой, тогда пошли в ресторан. Я вас познакомлю. Вместе поедим. Закажем, разумеется, устриц, здесь обязательно нужно попробовать устриц…
— Прекратите пороть чушь! Мы знаем, что вы ведете двойную игру.
— Вот как.
— У вас есть папка со списком самых лучших французских агентов во Франции и Германии. Не допущу, чтобы вы сбыли эти списки распрекрасному майору Лоозу. Он наверняка будет предлагать вам деньги, много денег…
— Ваши бы слова да Богу в уши!
— …но я предлагаю столько же, даже больше, — Лавджой презрительно засмеялся. — Ибо знаю, что вас интересуют только деньги! Для вас не существует понятий чести и веры, совести и раскаяния, идеалов, порядочности…
— Так, — произнес Томас спокойно, — с меня хватит, немедленно заткнитесь. Кто помешал мне тогда вернуться в Англию, к мирной жизни? Кто помогал тогда разрушить основы моего существования? Вы и ваша трижды проклятая секретная служба. И после этого вы хотите мне понравиться, сэр? — а про себя подумал: «Теперь я покажу вам, окаянные твари. Всем сразу!»
— Извините за задержку, — сказал Томас, когда три минуты спустя он вернулся к майору Лоозу, который мог сойти за близкого родственника своего англосакского коллеги.
— Встретили знакомого? Я видел, как вы стояли там, у телефонной будки.
— Вот именно, старого знакомого! И вашего конкурента, господин Леман.
На террасе ресторана уже горели свечи в колпачках, а снизу по-прежнему раздавалось гортанное праздничное пение рыбаков. Мягкий зюйд-вест дул с устья Тахо, которая в сумерках приобрела оттенок дымчатого перламутра.
— Конкурента? — нервно переспросил майор Лооз.
— Этот господин работает на «Сикрет сервис».
— Какая же вы сволочь! — сорвался Лооз и стукнул кулаком по столу.
— Не надо так, — сказал Томас укоризненно, — не надо так, Леман. Если вы не будете вести себя как воспитанный человек, я встану и уйду!
— Ведь вы же немец, — майор взял себя в руки. — Взываю к вашему патриотизму…
— Леман, повторяю в последний раз: ведите себя прилично!
— Возвращайтесь со мной в фатерланд. Даю вам честное слово офицера абвера: вам ничего не будет! Что такое честное слово офицера абвера — не надо объяснять…
— Лучше всего не верить ему изначально, — мягко сказал Томас.
— Тогда продайте мне черную папку, — майор с трудом сглотнул. — Предлагаю три тысячи долларов.
— Тот господин из Лондона уже предложил мне вдвое больше.
— И сколько же вы хотите?
— Глупый вопрос. Как можно больше.
— Вы негодяй без малейшего понятия о чести.
— Да, ваш коллега только что пришел к аналогичному выводу.
Выражение лица майора менялось на глазах. Он пробормотал восхищенно:
— Слушайте, коль скоро мы не можем заполучить вас…
— Сколько, Леман, сколько?
— Я могу… Я должен сперва запросить Берлин и получить новые указания…
— Запросите, Леман. Запрашивайте и поторопитесь. Мой пароход отплывает через несколько дней.
— Скажите мне только одно: как вам удалось перевезти папку через границу? Ведь португальские таможенники обыскали вас с ног до головы!
— Я подстраховался, мне помогли, — Томас с благодарностью подумал о пугливой лани. — Знаете ли, Леман, для таких дел требуется сущий пустяк, недоступный вам и вам подобным.
— Что именно?
— Шарм.
— Вы меня ненавидите, да?
— Господин Леман, моя жизнь складывалась счастливо, я был всем доволен. Вы и ваши коллеги из Англии и Франции виноваты в том, что я сегодня сижу здесь. Мне что, любить вас за это? Я не желал иметь с вами ничего общего. А теперь посмотрим, как вы со мной справитесь. Где вы остановились?
