как низко он пал!), что когда-нибудь ему пригодятся эти уроки. Его предчувствию суждено было сбыться на все сто!
Так, Томас и Лазарь, обучаемые и одновременно обучающие, прожили в мире и согласии до утра того памятного ужасного 5 ноября 1940 года…
Утром 5 ноября 1940 года Томас Ливен после долгого перерыва был снова доставлен к следователю. Этого господина звали Эдуардо Байша, он всегда одевался в черное и носил пенсне на черной шелковой ленте. Следователь Байша был человеком образованным. С Томасом он всегда говорил по-французски. Так же, как и сегодня:
— Как наши дела, мсье, не хотите ли наконец сделать признание?
— Мне не в чем признаваться. Я невиновен.
Байша протер свое пенсне:
— Н-да, в таком случае вам придется долго, очень долго оставаться в «Альджубе», мсье. Мы разослали описание ваших примет по всем полицейским участкам Португалии. Придется ждать.
— Чего ждать?
— Ответов из всех этих мест. Мы же не знаем, какие еще преступления вы совершили в нашей стране.
— Я вообще не совершал никаких преступлений! Я невиновен!
— Ну да, конечно, естественно… Но тем не менее, мсье Леблан. Мы должны подождать. К тому же вы иностранец… — Байша полистал в каком-то досье. — Странная дама, гм, должен сказать.
— Простите, кто?
— Заявительница — сеньора Родригес.
Внезапно Томас Ливен ощутил ужасный зуд вдоль позвоночника. Он спросил с пересохшим ртом:
— Почему странная, господин следователь?
— Она не приходит.
— Этого я не понимаю.
— Я направлял ей повестки. Но она не приходит.
— О боже, — произнес Томас, — надеюсь, с ней все в порядке?
«Только этого мне и не хватало», — подумал он. Вернувшись в камеру, он попросил немедленно позвать Франческо, толстяка повара. Тот появился сияющий:
— Что на сегодня, сеньор Жан?
Томас покачал головой.
— Никакой стряпни. Ты должен сделать мне одно одолжение. Ты можешь на часок оставить свою кухню?
— Само собой.
— Пускай тебе выдадут деньги в тюремном управлении из моего вклада. Купи двадцать красных роз, возьми такси и поезжай по адресу, который я записал тебе. Там живет сеньора Эстрелла Родригес. Я очень о ней беспокоюсь. Может, она заболела. Выясни, спроси, не можешь ли ты чем ей помочь!
— Хорошо, сеньор Жан! — толстяк исчез.
Франческо отсутствовал не менее часа, а когда вернулся, вид у него был подавленный. Едва он вошел в камеру с великолепным букетом из двадцати кроваво-красных роз, Томас мгновенно понял: случилось что-то непоправимое.
— Сеньора Родригес уехала, — сообщил повар.
Томас плюхнулся на нары.
— Что значит уехала? — уточнил Лазарь.
— А то и значит, болван! — огрызнулся повар. — Нет ее. Пропала. Уехала. Испарилась.
— Когда? — спросил Томас.
— Пять дней назад, сеньор Жан, — повар с сочувствием посмотрел на Томаса. — Похоже, дамочка решила вовсе не возвращаться, по крайней мере, гм, в ближайшее время.
— Почему ты так думаешь?
— Она забрала с собой всю одежду, драгоценности, наличные.
— У нее их вообще не было!
— Сейф стоял открытым…
— Сейф? — Томаса качнуло. — А как ты добрался до сейфа?
— Горничная провела меня по всему дому. Миленькая мулатка, нет, правда, господа! Первый сорт! Такие глаза! — и повар сделал соответствующее движение руками перед грудью.
— Это Кармен, — пробормотал Томас.
— Да, Кармен. Сегодня вечером я иду с ней в кино. Она провела меня в гардеробную — все шкафы пусты, в спальню — сейф пустой…
Томас застонал:
— Абсолютно пустой?
— Совершенно пустой, да. На открытой стальной дверце висели только премиленькие черные шелковые трусики — и все. О боже, вам нехорошо, сеньор Жан? Воды… Выпейте глоток воды.
— Ложись, нужно спокойно полежать на спине, — посоветовал Лазарь.
Томас и в самом деле улегся на свой топчан, пробормотав:
— В сейфе лежали мои деньги, все, что у меня было, все мое состояние…
— Бабы. С бабами всегда одни неприятности, — сердито буркнул Лазарь. — И никакого обеда не будет?
— Но почему? — прошептал Томас. — Почему так? Я же ничего ей не сделал… Что говорит Кармен? Она знает, где сеньора?
— Кармен говорит, она улетела в Коста-Рику.
— Боже всемогущий, — простонал Томас.
— Кармен говорит, вилла должна быть продана.
Тут Томас внезапно заорал как сумасшедший:
— Не размахивай все время перед моим носом этими проклятыми розами! — потом взял себя в руки. — Извини, Лазарь, нервы сдают. И… и никакого сообщения для меня? Никакого письма? Ничего?
— Конечно, есть, сеньор, — повар достал из кармана два конверта. Первое письмо было от друга Томаса, банкира Вальтера Линднера из Вены:
Лиссабон, 29 октября 1940 года.
Дорогой господин Леблан!
Пишу эти строки в страшном волнении и спешке. Уже 11 часов. Через два часа уходит мой корабль, я должен отправляться на борт. И до сих пор никакой весточки от вас! Бог мой, где же вы скрываетесь? Живы ли вы вообще?
Я знаю только то, что рассказала мне ваша несчастная подруга консульша: что 9 сентября, после телефонного разговора со мной, вы ушли и больше не возвращались.
Бедняжка Эстрелла Родригес! В ее лице вы имеете друга, любящего вас всем сердцем. Как она скорбела о вас, как эта женщина волновалась! После того как мне удалось достать для нас билеты на корабль в Южную Америку, я каждый день встречался с ней. День за днем мы надеялись обнаружить ваш след — тщетно.
Эти строки я пишу на вилле вашей красивой отчаявшейся подруги. Она стоит рядом и плачет. И сегодня — в последний день — никаких сведений. Я пишу эти строки все еще в надежде, что вы по крайней мере живы и когда-нибудь сможете вернуться в этот дом, к этой женщине, которая так глубоко вас любит. Если небеса будут благосклонны, вы найдете мое письмо.
Я буду молиться за вас. Все еще надеющийся на свидание и очень преданный вам Вальтер Линднер.
Это было первое письмо. Томас уронил его на пол. Ему не хватало воздуха. Его голова внезапно
