«Фон Видель у аппарата»…
— Бодо, это Ливен! Томас Ливен, ты меня еще помнишь?
Раскатистый смех ударил ему в ухо:
— Томас! Ты? Вот это сюрприз! Помню, однажды ты прочел мне воспитательную лекцию, а сегодня сам в гестапо!
Томас на мгновение даже прикрыл глаза: налицо было чудовищное недоразумение. А веселый голос барона продолжал греметь:
— Чудно, кто-то — Риббентроп или Шахт — говорил мне недавно, что у тебя в Англии свой банк!
— Это так, Бодо, выслушай меня…
— Ага, внештатная служба, понимаю! Прикрытие, да? Давно я так не смеялся! Осознал, наконец, что я тогда был прав, а?
— Бодо…
— И до кого ты дослужился? До комиссара?
— Бодо…
— Или до советника по уголовным делам?
— Черт побери, выслушай же, наконец! Я не работаю в гестапо, меня арестовали!
В трубке повисла тишина. Хаффнер от удовольствия зачмокал губами и, не переставая чистить ногти, прижал плечом вторую трубку к уху.
— Бодо, ты что, не понял меня?
— Да понял, к сожалению. И в чем… в чем тебя обвиняют?
Томас объяснил, в чем.
— Н-да, старина, это скверно. Не могу вмешиваться. Мы живем в правовом государстве. Если ты действительно невиновен, все выяснится. Всего хорошего. Хайль Гитлер!
— Ваш лучший друг, да? — хрюкнул Хаффнер.
3
У него отобрали подтяжки, галстук, шнурки, портмоне и любимые карманные часы, после чего заперли в одиночке. В ней Томас провел остаток дня и ночь. Его мысль лихорадочно работала. Какой-то выход должен быть, должен, должен. Но он его не находил…
Утром 27 мая Томаса Ливена снова повели на допрос. Войдя в кабинет Хаффнера, он увидел возле комиссара майора вермахта, бледного, озабоченного. Хаффнер выглядел сердитым. Все носило следы недавней ссоры.
— Вот он, господин майор. Согласно приказу оставляю вас вдвоем, — сказал гестаповец и удалился.
Офицер пожал Томасу руку:
— Майор Лооз, военная окружная команда Кельна. Мне звонил барон фон Видель, просил позаботиться о вас.
— Позаботиться?
— Но вы же совершенно невиновны, вас подставил ваш партнер, это мне совершенно ясно.
Томас вздохнул с облегчением:
— Рад, что вы пришли к этому выводу, господин майор. Итак, я могу идти?
— Куда идти? Вас посадят в тюрьму!
Томас даже сел:
— Как? Но я же невиновен!
— Объясняйте это гестапо, господин Ливен. Нет, нет, ваш партнер все правильно рассчитал.
— Гм, — сказал Томас и, посмотрев на майора, подумал: «Что-то он явно недоговаривает».
И продолжение последовало незамедлительно.
— Видите ли, господин Ливен, один выход для вас, конечно, есть. Вы германский подданный. Вы культурный человек, знаете мир, бегло говорите по-английски и по-французски. Такие качества в наши дни пользуются спросом.
— У кого спросом?
— У нас, у меня. Я офицер абвера, г-н Ливен. Я могу вытащить вас отсюда только в одном случае: если вы согласитесь работать на военную разведку. К тому же мы неплохо платим…
Майор Фриц Лооз был первым представителем секретной службы, повстречавшимся Томасу. За ним еще последует череда других — англичане, французы, поляки, испанцы, американцы и русские.
18 лет спустя, 18 мая 1957 года, Томас Ливен, размышляя в ночной тиши апартамента люкс в Каннах, понял: в принципе все эти люди были на удивление похожи друг на друга. Все они выглядели удрученными, огорченными, разочарованными, больными. Казалось, им приходилось заниматься не своим делом. Все они были скорее трусоватыми и потому беспрестанно окружали себя смешными атрибутами своей власти, своих секретов, старались напугать. Все они беспрерывно что-то изображали, все мучились комплексом неполноценности…
Все это знал Томас Ливен в прекрасную майскую ночь 1957 года. Но 27 мая 1939 года это было ему еще неведомо. Он пришел в восторг, когда майор Лооз сделал ему предложение работать на германский абвер. «Таким образом я выберусь из дерьма», — думал он, не догадываясь, как глубоко он уже увяз в нем…
4
Когда самолет Люфтганзы пробил облачность, висевшую над Лондоном, у кресла номер семнадцать послышались какие-то странные звуки. К пассажиру поспешила стюардесса:
— Вам плохо? — спросила она участливо.
— Лучше не бывает, — ответил Томас Ливен. — Извините, я только что вспомнил кое-что смешное.
Он вспомнил разочарованное лицо гестаповского кладовщика в Кельне, возвращавшего ему его вещи. С золотыми часами тот прямо-таки не мог расстаться. Томас забрал любимую вещь и нежно погладил часы по изящной крышке. При этом он обнаружил краску под ногтем указательного пальца и вновь засмеялся при мысли, что его отпечатки хранятся теперь в секретной картотеке, так же как и фотография на анкете.
Некий господин Джон Смайт (пишется через вай-эйч-ти на конце) послезавтра придет к нему домой осмотреть газовую печь в ванной. Этому Смайту необходимо беспрекословно подчиняться, настоятельно предупреждал майор Лооз.
«Господин Смайт очень удивится, — думал Томас. — Если он действительно появится, я вышвырну его вон — вместе с вай-эйч-ти!»
Самолет пошел на снижение. Курсом зюйд-вест он устремился к аэропорту Кройдон. Томас спрятал часы, потер руки и с удовольствием потянулся. Снова в Англии! На свободе! В безопасности! Скорее за руль «бентли»! Горячая ванна! Глоток виски! Трубка! Друзья в клубе! Подробный рассказ…
Н-да, а потом, конечно, Марлок. Радость от возвращения настолько переполняла Томаса Ливена, что его гнев наполовину улетучился. Действительно ли нужно расставаться с Марлоком? Быть может, есть какое-то правдоподобное объяснение? Может, у него неприятности? В любом случае Марлока надо сперва выслушать…
Спустя семь минут наш герой быстро спускался по трапу самолета на мокрый асфальт перед четырехэтажным зданием аэропорта. Насвистывая, он шагал под зонтом к залу прибытия. Здесь было два прохода, разделенные шнурами. Над правым висела надпись: «Для британских подданных», над левым — «Для иностранцев».
