контролировать свои страсти, – их легче держать в руках.
Она смотрела, как Сара сидит на унитазе, опершись локтями о колени и подпирая ладонями подбородок, хмурый взгляд устремлен в стену. В люминесцентном свете Мириам ясно видела краску возбуждения на ее лице.
Спустя какое-то время Сара расставила ноги и провела рукой по животу вниз... Колени ее то судорожно сдвигались, то раздвигались, пока одна рука с силой терла влагалище, а другая поглаживала грудь.
Из темноты, в шести футах от нее, Мириам неутомимо
Так вот что скрывалось под блестящим умом и независимостью! Голод – дикий, неудовлетворенный голод: ей нужен был поистине страстный любовник. Мириам гордилась собой – весьма удачное начало. Теперь, когда пробудилась ее истинная натура, голод Сары будет расти – прекрасный, как цветок, неотвратимый, как рак, – пока вся жизнь ее не покажется ей бессмысленной.
Тогда Мириам придет к ней, и Сара ощутит то же, что чувствовали они все: что она встретила самого чудесного, самого лучшего друга в своей жизни. Джон говорил это много-много лет назад, стоя голым в пустом бальном зале своего родового замка, среди истлевших шелков, дрожа от налетавших сквозь оконные проемы порывов ветра с болот. «Мириам, с тобой я чувствую себя так, словно наконец вернулся домой».
Сара проснулась как раз перед звонком будильника. Зная Тома, она не притронулась к часам. Он закрыл голову подушками. Сбросив одеяло с них обоих, она встала и начала одеваться, оставив его одного сражаться с будильником.
Примерно секунд через тридцать он, не глядя, протянул руку и выключил его. Затем, издав горестный стон, сел на кровати. Они пили вино, и была еще острая китайская еда... И беспокойная ночь.
Накинув кое-что из одежды, Сара прошла на кухню и поставила на плиту кофейник. Все так обыденно: шипящий старый кофейник с почерневшей ручкой, коробочки от китайских блюд, сваленные в раковину, гудит холодильник и в кухонном окне воет ветер. Мысли ее внезапно перескочили на бередящее душу воспоминание, яркий образ, – все, что осталось от сновидения.
Ее встревожило то, что во сне она испытывала такую тягу к женщине. Она ничего не помнила, кроме этого образа: гладкое гибкое тело, страстные глаза и влажные губы, и еще ее дивный, сладостный запах. Сару передернуло. Она налила себе экспериментальные полчашки кофе. Он все еще был слабым, но ей не хотелось ждать. С чашкой в руке она снова пошла в ванную, чтобы заняться подготовкой к наступающему дню. Это сновидение дало ей, по крайней мере, желание с большей, чем обычно, энергией погрузиться в работу, хотя бы только ради того, чтобы забыть эту чертовщину.
– Поспешите, доктор! – крикнула она в закрытую дверь ванной.
– Я хочу сигару, – сказал он, выходя.
– Ну так съешь штучку.
Он обнял ее. Она не совсем поняла его: глаза Тома были одновременно и сердитыми, и любящими. Она отстранилась с наигранным безразличием и пошла причесываться.
– Но я действительно хочу сигару.
– А опухоль во рту ты не хочешь? Хотя сигара, по крайней мере, тебя окончательно разбудит.
– Я люблю тебя, черт тебя побери!
Он всегда говорил это, когда нужно было снять злость добродушным подшучиванием. Любовь все больше казалась Саре лишь средством заполнить внутреннюю пустоту, а для этого надо впустить в себя другого человека. Раздирая щеткой волосы, она думала, может ли быть в этом что-то большее. Она моргнула: проведя щеткой слишком сильно, выдрала несколько волосков.
– Я тоже тебя люблю, – сказала она быстро, как бы по обязанности. Она вспомнила, как в школе она читала наизусть молитвы, в которые не верила.
Вошел Том, стараясь казаться мягко настойчивым, сексуальным. Он появился в зеркале, приподнял ее волосы и поцеловал сзади в шею. До чего бесчувственным может быть мужчина! Впрочем, она была ему нужна, и уже одно это восхитительно. Они поцеловались, губы его сжимали ее губы. Она ощутила в себе глубокие ответные импульсы, какую-то тайную радость удачливого вора. Он дрожал, руки его лихорадочно ласкали ее спину. Затем он поднял ее с пола, и она ощутила дикое возбуждение от своей беспомощности, неодолимое стремление позволить кому-нибудь делать с ней все, что угодно. Кому-нибудь... красивому.
Отдаваясь ему, она замкнулась в себе. Он отнес ее, легко, как ребенка, на их измятую постель. Когда он опустил ее, она послушно выскользнула из одежды.
– Я быстро, – сказал он с самоуверенностью мужчины, который знает, что его любят.
Кровать ритмично поскрипывала в такт их движениям, но Сара словно отрешилась от происходящего; мысли ее вновь вернулись к тому пылавшему страстью телу из сновидения. И когда воображение ее было вконец захвачено этим сладостным видением, когда она ощутила вкус кожи и мускусный запах этого таинственного существа, привидевшегося ей во сне, она испытала удивительное, редкостное наслаждение. Том поцеловал ее, решив, что взгляд ее широко открытых в удивлении глаз предназначался ему.
Любовь буквально переполняла Тома. Они уже оделись и сидели на кухне, и все казалось таким простым, таким естественным. Прошлый вечер и это утро уничтожили все его страхи и злость; он пребывал в каком-то экстатическом состоянии. Если
– Неплохо, если бы ты дала мне что-нибудь такое, – начал он, – чем бы я мог оперировать на Совете. Например, твое официальное заключение о том, что случилось с Мафусаилом.
– Это ни к чему. Просто прокрути им ленту.
– Ну дай мне хоть что-нибудь – хотя бы предварительные компьютерные распечатки. Покажи им, что ты напала на какой-то след.
– Ты ведь знаешь, что у меня есть.
– Сара, твоя работа имеет слишком большую ценность, и нам нельзя рисковать... Надо исключить всякую возможность поражения.
– Другими словами, ты не хочешь бороться. Если Совет тебя не поддержит, если им не удастся переубедить Хатча, ты не вынесешь унижения. Тебе придется подать в отставку, и ты боишься. А я-то думала, ты уверен в своей победе.
– Я делаю это для тебя, – с несчастным видом сказал он. Лучшего объяснения он не мог ей предложить.
– Доедай свой тост, нам пора двигаться. Кто знает, может, случится чудо, и статистический анализ что- нибудь выявит. Лучше всего сходить в лабораторию и посмотреть.
Безразличие, прозвучавшее в ее словах, отозвалось в нем болью. Она все еще наказывала его за желание сделать карьеру. И любовь его для нее, очевидно, мало что значила. Она совершенно не понимала ситуацию. Хотя, быть может, это было выше ее понимания. В каждом ее жесте, каждом взгляде и движении он видел сейчас предательство. Она не понимает – или ей все равно? – в сколь рискованное положение он себя поставил, обратившись в Совет через голову Хатча.
Проведя рукой по столу, он сжал ее в кулак.
– Мне давно уже следовало заняться Хатчем. До того, как я встретил тебя.
Она кивнула, даже не взглянув на него.
– Тебе нужно быть осторожным, дорогой. – В ее тоне явно чувствовалась какая-то фальшь.
Его охватило неудержимое стремление объясниться.
– Если Хатч возьмет верх, мне конец. Других возможностей я не вижу.
– И не увидишь. – Она быстро поцеловала его в щеку, радостно улыбаясь. Слишком радостно. В конце концов, он мог и ошибаться, и ей вовсе не безразлична его жертва, скорее она просто чувствовала себя
