— Да, в книгах.
— Вчера, нет, позавчера, мне приснилось, что я дома и ты вошел. Потом дверь закрылась, и ты опять пришел. Там был не один Ареле, а два, три, четыре, десять, целая толпа таких Ареле. Что это значит?
— Никто не знает.
— А что говорят книги?
— Книги тоже не знают.
— Как это может быть? Ареле, Лейзер-часовщик сказал, что ты неверующий. Это правда?
— Нет, Шошеле. Я верю в Бога. Только я не верю, что он являл себя и приказал раввинам соблюдать все те мелкие законы, которые добавились на протяжении поколений.
— Где Бог? На небе?
— Он, должно быть, везде.
— Почему он не покарает Гитлера?
— О, он не карает никого. Он создал кошку и мышь. Кошка не может есть траву, она должна есть мясо. Это не ее вина, что она убивает мышей. И мышка не виновата. Он создал волков и овец, резников и цыплят, ноги и червяков, на которых они наступают.
— Бог не добрый?
— Не так, как мы это понимаем.
— У него нет жалости?
— Не так, как нам это представляется.
— Ареле, я боюсь.
— Я тоже боюсь. Но Гитлер еще не сегодня придет. Придвинься ко мне. Вот так.
— Ареле, я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок. Малыш с голубыми глазками, с рыжими волосиками. Доктор сказал, что если разрезать мне живот, то ребенок останется жив.
— И ты этого хочешь?
— Да, Ареле. Твоего ребеночка. Если будет мальчик, он будет читать те же книги, что и ты.
— Не стоит резать живот ради того, чтобы читать книги.
— Стоит. Я буду кормить его, и мои груди станут больше.
— Для меня они и так достаточно велики.
— Что еще написано в книгах?
— О, много всякого. Например, что звезды убегают от нас. Помногу километров каждый день.
— Куда они бегут?
— Прочь от нас. В пустоту.
— И никогда не вернутся?
— Они расширяются и охлаждаются, а по том они снова несутся с такой скоростью, что опять становятся горячими, и вся эта дурацкая канитель начинается сначала.
— А где Ипе? Что про нее говорят книги?
— Если душа существует, то она где-то есть. А если нет, то…
— Ареле, она здесь. Она знает про нас. Она приходила сказать мне 'мазлтов'.
— Когда? Где?
— Здесь. Вчера. Нет, позавчера. Откуда она знает, что мы в Отвоцке? Она стояла у двери, рядом с мезузой, и улыбалась. На ней было белое платье, а не саван. Когда она была живая, у нее не было двух передних зубов. А теперь у нее все зубы.
— Должно быть, у них там хорошие дантисты.
— Ареле, ты смеешься надо мной?
— Нет, нет.
— Она приходила ко мне и в Варшаве. Это было до того, как ты в первый раз пришел к нам. Я сидела на табуретке, и она вошла. Мать ушла и велела запереть дверь. От хулиганов. И вдруг Ипе появилась. Как она могла это сделать? Мы разговаривали с ней как две сестры. Я была непричесана, и она заплела мне косички. Она играла со мной в переснималки, только без веревочки. А в канун Иом-Кипура я увидала ее в курином бульоне. На голове у нее был венок из цветов, как у девушки-христианки перед свадьбой, и я поняла — что-то должно произойти. Ты тоже был, но я не хотела ничего говорить. Если я начинаю говорить про Ипе, мать ругается. Она говорит, что я не в своем уме.
— Ты в своем уме.
— Тогда что же я такое?
— Чистая душа.
— Что это могло быть?
— Тебе пригрезилось.
— Прямо днем?
— Иногда можно грезить и днем.
— Ареле, я боюсь.
— Что тебя пугает сейчас?
— Небо, звезды, книги. Расскажи мне сказку про великана. Забыла, как его звали.
— Ог, царь Башана.
— Да, про него. Правда, что он не мог найти жену, потому что был такой большой?
— Это сказка. Когда был потоп, Ной, его сыновья, все животные и птицы вошли в ковчег, и только он не смог войти, потому что был такой огромный. Он сидел на крыше. Сорок дней и сорок ночей лил дождь, но он не утонул.
— Он был голый?
— Какой портной смог бы сшить для него штаны?
— Ох, Ареле, как хорошо быть с тобою. А что мы будем делать, когда придут нацисты?
— Мы умрем.
— Вместе?
— Да, Шошеле.
— А Мессия не придет?
— Не так скоро.
— Ареле, я вспомнила песню.
— Какую песню?
И тоненьким голоском Шоша запела:
Она прижалась ко мне и сказала:
— Ой, Ареле, как славно лежать с тобой, даже если мы умрем.
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
В вечерней газете уже несколько месяцев печаталась романизированная биография Якоба Франка — в сущности, смесь фактов и вымысла. Газеты приносили вести одна хуже другой. Гитлер и Муссолини встретились в Бреннере и, без сомнения, договорились о захвате Польши и уничтожении евреев. Но большая часть польской прессы нападала на евреев — на них смотрели как на величайшую опасность для польского народа. Представители Гитлера побывали в Польше и были приняты диктатором, генералом
