– Давайте пойдем сюда, а? Что тут еще поделаешь?
Мы долго бродили по изгибам лабиринта, прогрызавшим голый камень подобно темным извивающимся червям. Довольно быстро все мы очень устали. В факеле Лильяны выгорело масло, и он погас первым. Мы пометили его обугленным концом стену, у которой стояли, в надежде сориентироваться, если снова попадем в эту часть лабиринта. Но черная черта, казалось, потерялась на черноте здешнего камня. Вскоре все наши факелы погаснут, и тогда мы вообще не сможем различить никаких отметок на стенах – и даже самих стен.
– Внизу холодно, – ворчал Мэрэм. – У меня ноги промокли и устали. И к тому же я голоден.
Нам всем хотелось есть, так что пришлось присесть на сухом участке холодного каменного пола и наспех перекусить. Мы разделили друг с другом немного твердого сыра и боевых бисквитов, стараясь не обращать внимания на отвратительное зловоние, висевшее в воздухе, пока мы поглощали эту грубую пищу. Постарались мы проглотить и сжимающий желудки страх, который все рос вместе с тем, как темнота увеличивалась, а факелы гасли один за другим.
Когда через некоторое время мы снова поднялись и продолжили свои скитания, у нас оставалось только два факела. Я взял один из них, чтобы освещать себе путь, а Кейн взял оставшийся. Имайра, Мэрэм, мастер Йувейн, Лильяна и Атара шли в темноте между этими двумя слабыми огоньками.
Наконец мы пришли в большой круглый чертог – наверное, самый центр лабиринта. Тут погас последний факел вместе с большей частью нашей надежды, и мы сгрудились в полной темноте.
– Это конец, – сказал Мэрэм. – Несомненно, конец.
Мастер Йувейн, чье упорство, казалось, только росло вместе с серьезностью нашего положения, обратился к нему:
– Несомненно, это не конец. Мы, видимо, попали в центр лабиринта и это можно считать прогрессом.
– Я думаю, нет, сир. Разве вы не заметили, что в этот чертог вел лишь один путь? Так что выход тоже только один. Теперь мы можем лишь пойти назад и потеряться снова.
Подобная логика погрузила мастера Йувейна в молчание. На мгновение все мы застыли в темноте, вслушиваясь в звук собственного дыхания и шуршание крыс вокруг. Одна из них снова попыталась укусить Мэрэма, и он, содрогнувшись, с проклятием отшвырнул ее.
– Похоже, крысы тебя любят, – сказала ему Атара. – Они, должно быть, чуют весь этот отвратительный кальваас, что ты вылил на себя.
– Проклятые крысы, – проговорил Мэрэм, снова содрогаясь. – Они хуже, чем все то, с чем мы столкнулись в Вардалууне.
Он замолчал и начал было делать дыхательные упражнения, которым его научил мастер Йувейн, но потом сдался.
– И это проклятое место еще хуже, чем Черная трясина.
Тут настал мой черед содрогнуться. Я стоял в черном чреве земли, думая о том, как нам выбраться из их бесконечных поворотов, особенно если теперь мы ничего не можем разглядеть. Я боялся, что если мы вскоре не выберемся из этого города кошмарной ночи, то я начну ненавидеть себя за то, что завел всех сюда, и более того, ненавидеть весь мир за то, что он вызывает к жизни существ, подобных Морйину.
Пришлось вытащить из ножен свой меч. Он светился мягким серебряным светом, которого не хватало, чтобы наполнить чертог и осветить его темные стены, но все равно он вселил в нас надежду.
Когда я вытянул меч вперед, он засиял чуточку сильнее. Странно было думать, что камень Света так близко, где-то над нами в тронной зале Морйина, отделенный скалой в полмили толщиной.
Морйин тоже был неподалеку. Я почти физически ощущал, как бьются наши сердца, как его разум ищет мой. Связь, что он создал между нами при помощи киракса, вдруг омрачила мою душу. На единственное мгновение я позволил страху взять надо мной верх. Как если бы я напился зловонных вод, текущих по холодным камням, в груди родилось сомнение. Оно быстро подчинило меня и раскололо надвое. И через эту темную трещину в моем существе вошли звери и демоны.
Сначала я был так потрясен неожиданной атакой, что даже не сообразил, что все это иллюзия. Черные птицеобразные твари с острыми когтями и лицами убитых мной пикировали из воздуха. Я рубил их мечом, и его прикосновение заставляло их взрываться огнем и жалобно кричать. А патом огромная тень вломилась в дверной проем чертога. У нее были огромные золотые глаза, чешуя, красная, словно ржавчина, и крючковатые когти, искавшие меня, чтобы разорвать на части. Она дохнула на меня огнем сквозь острые белые зубы, как, говорят, делали драконы древности. Я ударил мечом по корчащейся шее и в ужасе увидел, как яркое лезвие разлетается на тысячу сверкающих осколков. А потом меня застиг невероятно жаркий огонь и прожег кольчугу, расплавив сталь в светящуюся лаву, вгрызшуюся в мое сердце, сжигая, сжигая и…
– Вэль!
Неожиданный мерцающий свет наполнил чертог. Я увидел, что это кружится Огонек, переливаясь серебряным и голубым. Снова он вернулся к нам. Передо мной стоял мастер Йувейн с варистеи, направленным мне в грудь. Кристалл горел глубоким и ярким зеленым светом, его целительное прикосновение, будто ласковая прохладная вода, потушило злой огонь. Мой разум прояснился, и я медленно покачал головой.
Кейн с обнаженным мечом стоял за спиной мастера Йувейна, пристально глядя на меня. Я вспомнил, что в своем безумии поднял меч на него – и на остальных моих друзей. Видимо, только великое искусство Кейна позволило ему парировать мои яростные удары.
– Вэль, что случилось? – повторил мастер Йувейн.
– Это… трудно сказать, сир. – Я посмотрел на яркий клинок Элькэлэдара. – Когда мой меч сначала вспыхнул, было мгновение надежды. И я понял, что он ведет нас к камню Света. Но там ждет и Красный Дракон – он всегда наблюдает и ждет. И моя надежда обратилась в отчаяние.
Мастер Йувейн мрачно кивнул.
– Здесь тебя ожидает великая опасность – и для всех нас. Опасность не в том, что нас схватят и будут пытать, или в том, что мы можем в любой момент умереть. Это превращение, что произошло с тобой… видимо, лорд Лжи имеет талант отравлять даже самые крепкие деревья и превращать добро во зло.
Он спросил меня, выполняю ли я те упражнения, которым он научил меня, особенно медитацию света.
– Да, сир, постоянно. И меч помогает мне. Силюстрия помогает. Он защищал меня все то время, что мы пробирались через Наргаршат, так что я начал думать, что битва против иллюзий Дракона выиграна.
– Эту битву невозможно выиграть. Мы проигрываем в тот момент, когда начинаем думать, что победили.
Кейн постучал своим мечом по моему, в слабо освещенном чертоге зазвенела сталь.
– Даже лучший щит бесполезен, если его опустить, не так ли?
– Спасибо, что напомнил, – кивнул я.
– Как и ты напомнил нам. – Он свирепо улыбнулся. – С самого начала в тебе было больше огня для поиска камня Света, чем во всех нас. Без тебя мы не зашли бы так далеко.
И мастер Йувейн, и Атара, и остальные смотрели на меня, надеясь, что я отыщу путь из, казалось, бесконечного лабиринта и приведу их к камню Света.
И неожиданно я понял, что выход есть. Соединившись с темными коридорами разума Морйина, я познал извилистую логику его поступков – логику его жизни и всех творений его рук, равно как и этого лабиринта. Ибо множество часов я брел через него. Извилистые ходы и перекрестки запечатлелись в моей крови, словно в жидкой живой глине. И теперь, когда я взглянул на яркий серебряный кристалл своего меча и раскрыл разум, то увидел весь лабиринт, от этого чертога до самого его центра.
– Идем, – сказал я, направляясь к двери. – Нам осталось пройти совсем немного.
Имайра шел следом за мной. Он пробирался по извилистым коридорам, не отрывая глаз от светящегося меча. Из всех моих спутников, за исключением Лильяны, он один не мог видеть Огонек и оставался слеп к его странным пляшущим огонькам. Но остальные различали его достаточно хорошо и дивились тому, что теперь он превратился в спокойную пылающую спираль как раз над моей головой. Его присутствие позволяло им более уверенно двигаться через изгибы лабиринта.
В конце концов повернув на восток и на север и резко сменив направление в черной каменной трубе, мы
