Эрик XIV

Мать. Но мне надо трижды в день на стол собирать, какой уж тут другой взгляд! И что тебе делать при дворе, Йоран? Мало ты унижений натерпелся при прежнем-то короле?

Йоран Перссон. На унижениях я вскормлен, матушка, я к ним сделался нечувствителен. Служить королю – мой долг, мое призванье, ибо он слаб и обладает странным даром всех превращать во врагов.

Мать. Тебе ли быть ему опорой, сам едва на ногах держишься…

Йоран Перссон. Нет, мне кажется, я могу его поддержать…

Мать. Ты часто по доброте своей слишком много на себя берешь, Йоран… Вот, например, пригрел эту брошенную Агду с ребенком.

Йоран Перссон. Ничего, им от этого не плохо. И все мы еще дождемся лучших времен.

Мать. Знаешь, какая благодарность ждет тебя за твой благородный поступок?

Йоран Перссон. И слушать не желаю про благородные поступки, и благодарности не жду никакой. Несчастная нуждалась в моей помощи – вот и все, совершенно просто.

Мать. А теперь сплетничают, будто она твоя любовница.

Йоран Перссон. Уж разумеется, но мне-то от этого нет вреда, только ей!

Мать. Точно ли?

Йоран Перссон. Точно ли? М-м!

Мать. Агда вдруг вообразит, будто ты имеешь на нее виды, вот ты и окажешься виноват, что ее пригрел.

Йоран Перссон. Ах, мать, в чем только я не был виноват? Что бы ни выкинул Эрик – винят меня, даже за эту историю с Карин, которой я изо всех сил препятствовал. Впрочем, теперь я понял, что лишь она одна может утешить и успокоить короля, и потому я стал ей другом…

Мать. За все ты берешься, Йоран, смотри, как бы тебе не попасть в беду!…

Йоран Перссон. Ничего!

Мать. Не верь уж очень-то людям…

Йоран Перссон. Я верю только себе самому! Я не рожден царить, но – властвовать; а коль скоро могу я властвовать только с помощью моего короля, король – мое солнце! Закатится солнце – и я угасну, вот и все, матушка!

Мать. Ты любишь Эрика?

Йоран Перссон. И да и нет! Мы соединены незримыми узами, будто вышли из одного помета, рождены под одной звездой. Его ненависть – моя ненависть, его любовь – моя любовь. И это приковывает нас друг к другу.

Мать. Да, сынок, у тебя свой путь, я тут тебе не попутчица Агда (входит с трехлетней дочерью). Здравствуйте, тетушка, здравствуй, Йоран!

Йоран Перссон. Здравствуй, детка; поди ко мне, Мария, скажи «здравствуй»!

Мария (подходит к письменному столу, перебирает бумаги). Здравствуй, дядюшка!

Йоран Перссон (ласково). Милый, милый цветик, разве можно трогать мои бумажки? Если б ты только знала, что ты наделала!

Мария. А зачем ты все пишешь и пишешь? Йоран Перссон. Зачем? Если б я мог сказать! Вы, наверное, проголодались, будем обедать!

Агда. Спасибо, Йоран, ты переломляешь свой хлеб с голодным, а сам…

Йоран Перссон. Ух! Зачем ты так… А сколько раз я сиживал за чужим столом!

Мать. А сам ничего не ест!

Йоран Перссон. Совершенная неправда, когда я повесничаю по вечерам, я настоящий обжора и кутила не хуже других. Давайте-ка есть!

Все садятся за стол. В дверь стучат. Йоран встает и заслоняет стол ширмой.

Мария (закрывает лицо руками). Это Бука стучит? Мама, мне страшно!

Агда. Не шали, Мария, никакого Буки нет!

Мария. Нет, есть, мне Анна говорила! Я его боюсь!

Сванте Стуре (входя, высокомерно). Не удостоит ли меня господин секретарь своим вниманием на минутку?

Йоран Перссон. Хоть бы и надолго, господин советник…

Сванте Стуре. Граф, с вашего позволения. Быть может, вы не знаете, – я граф.

Йоран Перссон. Помилуйте, прекрасно знаю, тем более что я-то вас и пожаловал в графья!

Сванте Стуре. И вам не совестно?

Йоран Перссон. К чему этот тон! Я был советником короля во время коронации, и только благодаря моему ходатайству вы стали первым графом Швеции.

Сванте Стуре. Боже, неужто своим возвышением я обязан какому-то острожнику!