умерла…
Воспоминания кладбищенской дискотеки обретали краски и ритм, обволакивая Ивана тяжелым и затхлым духом прелой листвы. Перед глазами проносились яркие вспышки костра и раздираемая о заточенный кол обезглавленная птица.
Такого быть просто не может!.. Иван подался назад, к подоконнику, откуда в комнату проникала узкая полоска холодного люминесцентного света.
– Это, Ванечка, уже есть. И гадать ни к чему, может это быть или не может.
Из сгущавшейся по углам тьмы, из неверной игры светотени, размывающей границы изолятора, голос обретал очертания, наполнялся объемом, густел, перевоплощаясь из звуков в изящные линии сюртука, начищенные до блеска серебряные пуговицы. Еще мгновение – и навстречу Ивану шагнул человек с лицом, закрытым непроницаемой кожаной маской.
– Я знаю… Знаю, кто ты! – исступленно закричал Храмов. – Васька Змей! И кастет с Уроборосом мне специально подсунул! То-то он, как живой, ускользал из пальцев, когда был нужнее всего!
– Так ведь не было никакого кастета! – рассмеялся Змей. – Ты видел только то, что хотел. Придуманный мир подчас реальнее настоящего.
– А как же другие?! Не-ет, тебе меня не одурачить! Я отлично знаю, чем реальное отличается от привидевшегося.
Змей осторожно, словно пробуя на прочность бетонные плиты, медленно двинулся к Ивану, растягивая за собой ставшую вдруг осязаемой тьму. Он погладил по голове беззаботно играющую Лену Затееву. Девочка подняла полные слез глаза, смущенно улыбнулась и дальше поскакала на одной ножке по вычерченным квадратам.
– Остановись! Я даже не верю, что ты вообще есть! – вжимаясь в подоконник, махал руками Иван. – Это бред! Я отравлен лекарствами! Я в коме!
– В меня и не надо, Ванечка, верить. Зверь Жатвы приходит, когда плоды уже созрели, и он собирает свой урожай не там, где сеял, а там, где хочет. Du glaubst zu schiben und du wirst geschoben!
– Не понимаю! – Иван бессильно стучался в забитое фанерой окошко, как обреченная на смерть бабочка. – Ничего не понимаю, что ты несешь!
– Здесь надо иметь терпение и мудрость, Ванюша, – Змей подступил почти вплотную. – «Ты думаешь, что движешь, а тебя самого движут». Так сказано в «Фаусте».
Глава 30
РАССВЕТ В РАЗБИТОМ ЗЕРКАЛЕ
Ранним субботним утром в кабинет охраны мясокомбината грузно ввалился немолодой лысый мужчина в белом халате. Он деловито подошел к дивану, на котором лежала Елизавета Андреевна. Взял за руку и, отсчитав пульс, небрежно бросил:
– Раздевайтесь.
– То есть как? Здесь?
– Раздеться надо по пояс, – врач принялся что-то записывать в пухлый регистрационный журнал. – Боли в груди? Частое сердцебиение, быстрая утомляемость, плохой сон? – он встал из-за столика. – Почему еще не разделись? Я, между прочим, пришел из-за вас в свой выходной.
Елизавета Андреевна поморщилась. Она действительно припомнила, что уже мельком встречала этого странноватого вида «круглого и лысого» врача мясокомбината. Фамилия у него еще такая… Не то Силин, не то Филин…
– Так! Теперь вытяните вперед руки и растопырьте пальцы. М-да… У вас раньше наблюдался тремор?
– Простите, не поняла… Сердце у меня действительно побаливает, еще я стала такой плаксивой… А про тремор…
– Руки, спрашиваю, беспричинно дрожали? Ладно, присаживайтесь. Давление измерим, сердце послушаем. А там и решим, что с красавицей, шляющейся по ночным пустырям, делать станем.
– Я случайно здесь ночью оказалась, – Елизавета Андреевна подставила руку под тугой манжет тонометра. – К сыну спешила, а меня бродячие собаки на пустырь погнали… Очень испугалась, а потом не помню, отключилась…
– Вас чудом мясокомбинатовская охрана заметила. Не то четвероногие друзья человека к рассвету бы вас и доели. – Филин многозначительно посмотрел на нее исподлобья. – Значит, с ночными прогулками у нас все в порядке, а вот давление оставляет желать лучшего… Похоже, голубушка, у вас артериальная гипертония. Раньше были проблемы с сердцем?
– Вроде никогда не жаловалась, – пожала плечами Елизавета Андреевна. – Вот только после смерти мужа… Сходила один раз к кардиологу. Лучше не стало, зато наговорил мне такого!
– Что у вас порок сердца? Кстати, весьма похоже! Симптомы наводят меня на мысль о серьезном поражении митрального клапана сердца. Но в наших условиях это уточнить сложно. Сами понимаете, в такой глуши аппарат УЗИ днем с огнем не сыщешь. Посему, матушка, вам надобно немедля в Пермь.
Елизавета Андреевна встала и, стараясь подавить смущение, принялась поспешно одеваться.
– Вы мне лекарства, пожалуйста, выпишите, – она кивнула на пухлый журнал. – Думаю, регистрировать не надо. Произошедшее со мной – всего лишь результат неблагоприятного стечения обстоятельств. Да и проблема со здоровьем может пока подождать. Сейчас есть вещи для меня куда более важные.
– Подождать?! Проблема-то, матушка, не просто серьезная – аховая. Вы осознаете, что у вас невероятно высокий риск внезапной коронарной смерти?! И вы предлагаете мне не регистрировать мои заключения?! Да вы попросту одной ногой уже ступаете по тому свету!
Она повернулась к окну и посмотрела на очерченную рамой глубину неба. Вспомнила такой же узкий, как окно, провал в земле, в который опускали гроб с мужем. Вспомнила, как гулко стучали падающие комья
