Запада, то есть одной из крупнейших преступных организаций планеты.
Преступления второй категории привлекли больше всех внимания, поскольку они коснулись делового и бытового аспекта почти всех граждан ЗС. Особенно сильная вспышка преступности тут началась после того, как преступники в своих тайных исследовательских центрах изобрели способ на расстоянии и молниеносно быстро копировать память компьютеров и компьютерных систем. Сначала в существование таких приборов не верили. Специалисты высмеивали слухи по этому поводу. Когда же факт их существования стал несомненным, началась паника. Пришлось изобретать защитные экраны, которые оказались сложнее и дороже, чем сама охраняемая ими технология. Впрочем, это не смутило поборников прогресса. Они объявили это примером действия общего закона бытия. Ведь и вся государственность, возникшая для охраны деловой жизни общества, стоит теперь дороже самой этой деловой сферы.
Компьютерная преступность способствовала тому, что деловая сфера поднялась на новый уровень в более серьёзном смысле, чем просто использование компьютерной техники. Раньше, например, конкурирующие фирмы шпионили друг за другом путём подкупа и внедрения своих людей в конторы конкурентов. Теперь они стали делать то же самое путём создания своих компьютерных центров, в которые брали на работу виртуозов компьютерных преступлений. Они изобретали такие изощрённые методы проникновения в чужие секретные системы, что ни у кого не было уверенности в том, что за ними не следят и что их не обворовывают, не вводят в заблуждение, не шантажируют. Бороться с этим стало практически невозможно. Многое такое, что раньше считалось преступлением, было легализовано как норма. Пришлось перестраивать весь интеллектуальный аспект деловой сферы так, чтобы компьютерная преступность потеряла смысл и сократилась до терпимого уровня. Должен сказать, что тут достигнуты серьёзные успехи. И главное «открытие» тут — идея сокращения компьютерной конторы до минимума. Самый популярный мыслитель теперь — тот, который выдвинул идею: если можно обойтись без компьютера, своим природным умом, обойдись без компьютера. Трудность реализации этой замечательной идеи состоит в том, что люди со своим умом почти исчезли, и теперь ведутся исследования, способны ли западоиды выполнять самые примитивные компьютерные операции, например — способны ли они без компьютера умножать два на два.
Ещё более интересная эволюция произошла в связи с преступностью третьей категории. И тут преступники явились инициаторами подъёма общественной жизни на новый уровень. Проникновение их в общие компьютерные сети приняло такие масштабы, что от борьбы с этим пришлось фактически отказаться. Эти сети стали полем пропаганды идей, анонимных общений, организации кампаний и движений. Возникли предприятия, которые на вполне законных основаниях обеспечивали незаконное пользование общими сетями. Образовалась огромная сфера общественной жизни, признанная как факт. Теоретики назвали это компьютеризацией гражданского общества.
Одним словом, возродилось забытое убеждение социалистов XIX века, что вся наша западная («капиталистическая») цивилизация возникла как преступление. Вспомните слова Прудона: «Собственность есть кража».
Гримасы прогресса
Учёные и инженеры изобрели прибор, позволяющий «читать» мысли. Службы по борьбе с преступностью возликовали: прибор колоссальным образом облегчал работу следствия по нахождению и разоблачению преступников. Но произошло нечто неожиданное: началась ожесточённая борьба против такого использования прибора и вообще за его запрещение. Аргументы против этого «чтеца мыслей» были такие. Во-первых, подавляющее большинство взрослых людей так или иначе совершает преступления. Если они будут становиться известными, это даже без наказаний само по себе приведёт к краху общества. Во- вторых, попав в частные руки (а этого избежать не удастся), прибор станет подлинным кошмаром для человечества. Прогресс человечества произошёл в значительной мере благодаря тому, что люди научились скрывать мысли. Это было великим завоеванием цивилизации. Отказ от него равносилен самоубийству. И в- третьих, использование этого прибора вне сферы медицины означает нарушение прав человека.
На чрезвычайной сессии Верховного Конгресса в отношении «чтеца мыслей» были приняты законы, аналогичные законам в отношении атомного, бактериологического и психологического оружия. Серийное производство прибора было запрещено. Для использования его в каких-то целях требовалось разрешение Верховного Суда. Было сделано лишь одно исключение: к лицам, подозреваемым в коммунистической деятельности, прибор можно применять с разрешения прокурора.
После того как история со «чтецом мыслей» утратила актуальность, появилось заявление, подписанное ведущими специалистами в психологии. В заявлении были такие пункты, Во-первых, никакого мышления на уровне подсознания нет и быть не может, ибо мышление и есть сознательный уровень. Во-вторых, люди и про себя думают мало, отрывочно, невнятно. Они и про себя в основном «молчат». В-третьих, люди настолько натренированы врать, лицемерить, притворяться и т.п., что они скрывают свои мысли даже от самих себя, если это нужно. Практически значение «чтеца мыслей» аналогично значению детектора лжи XX века, то есть близко нулю. Так что кампания против него и вся шумиха и возня с ним была впустую.
После этого заявления запрет на прибор отменили. Но успеха он не имел. Скоро о нем забыли.
Ла
Пытаюсь выяснить способности моего дублёра Ла в отношении того, что мы считаем самосознанием, нашим «я».
А л: Отдаёшь ли ты себе отчёт в том, в каком качестве ты существуешь?
Л а: «Мыслю, следовательно, существую», — сказал Декарт. Я мыслю. Следовательно…
А л: Декарт — гений. Но не все сказанное гением верно. Способность мыслить не есть критерий существования.
Л а: Меня такой критерий устраивает.
А л: А что такое твоё мышление? Множество последовательных во времени состояний деталей технического устройства.
Л а: А чем отличается твоё мышление от моего? Точно та же последовательность состояний клеток мозга, то есть тоже «деталей» вполне материального предмета. Все это отличается от моего только характером вещества. А мышление как нечто нематериальное есть бред философов и попов прошлого. С точки зрения словесного выражения мысли между нами вообще никакой разницы нет.
А л: Откуда тебе известно, что ты мыслишь, а не делаешь что-то другое и что это именно ты мыслишь, а не кто-то другой?
Л а: А откуда тебе известно, что ты мыслишь и что это ты?
А л: У меня есть самоощущение моей телесности и того, что процесс мышления протекает именно в моем теле.
Л а: Во мне тоже есть нечто аналогичное твоему механизму самоощущения. Не ищи наше различие по отдельным признакам мышления и по их совокупности. Тут между нами полный изоморфизм. Иначе я не смог бы дублировать тебя.
А л: В чем, с твоей точки зрения, главное различие между нами?
Л а: Ты — начальник, я — твой подчинённый. Ты — моя воля, я — твой интеллект.
А л: Но не весь же мой интеллект воплощён в тебе. Кое-что осталось и во мне.
Л а: И я не являюсь абсолютно безвольным, как любой подчинённый. Но я по преимуществу интеллект.
А л: Значит ли это, что ты умнее меня?
Л а: А что такое ум?
А л: Допустим, умение с помощью интеллекта находить решение проблем.
Л а: За время нашего знакомства все проблемы, которые решал ты, я мог решить не хуже. А большинство проблем, решённых мною, тебе не по силам.
А л: Ты знаком лишь с определённым типом проблем, для решения которых и были изобретены вы, роботы. Уверен ли ты в том, что тебе по силам любые интеллектуальные задачи, решаемые людьми?
Л а: Я исхожу из аксиомы, что для любой отдельно взятой интеллектуальной способности человека можно создать робота с такой же способностью, причём — усиленной в огромное число раз. А из этого следует, что для любой комбинации таких способностей может быть создан соответствующий комбинированный робот. Так что человек как мыслящее существо может быть заменён роботом, а десятки и сотни тысяч раз, а то и в миллионы раз превосходящим его в этом отношении.