Небо сингулярности

– Они летят сюда?

– Приземляются там, где мы идем. Скоро.

* * *

В шлюпке было темно и воняло метаном, поглотитель газообразных отходов астматически хрипел. По оптимистическим оценкам устройство жизнеобеспечения могло продержаться еще где-то день, а потом воздух станет непригоден для дыхания, и пассажиры должны будут надеть скафандры – но еще задолго до этого им придется пережить вход в атмосферу.

– Вы уверены, что это безопасно? – спросил Василий.

Рашель подняла глаза к небу.

– Безопасно, говорит, – буркнул про себя Мартин. – Пацан, если ты хотел спокойной жизни, надо было дома сидеть, когда флот улетал в поход.

– Но я не возьму в толк! Вы разговаривали с этими… инопланетянами. Это же противник! Они только что загубили половину нашего флота! Но вы у них берете параметры орбиты и корректировку курса. Почему вы так доверчивы? Откуда вы знаете, что они и нас не убьют?

– Они не противник, – ответила Рашель, тщательно работая с консолью автопилота. – И никогда не были противником – в том смысле, в котором понимают это слово адмирал и его банда.

– Но если они вам не враги, значит, вы на их стороне! – Василий глядел то на Мартина, то на Рашель в полном ужасе.

– Не-а. – Рашель продолжала нажимать клавиши на консоли. – Я не была уверена, но теперь знаю: Фестиваль – это совсем не то, что вы думаете. Вы, ребята, ожидали нападения иностранной державы, с кораблями и солдатами? Но в нашей вселенной есть не только люди, страны и межнациональные организации. Вы с тенью бились.

– Но эта тень уничтожила все наши корабли! Эта сторона враждебна нам! Она…

– Утихни. – Мартин смотрел на него настороженно. Мелкий неблагодарный говнюк… или он просто уже ничего не понимает? Небрежный разговор Рашели с Критиками выбил Мартина из колеи сильнее, чем он готов был признать, почти так же, как ее неожиданно успешная попытка его спасти. Обнаруживались пружины внутри пружин внутри пружин на гораздо более глубоком уровне, чем он думал. – Нет здесь сторон. Критики – не враги, они даже не входят в состав Фестиваля. Мы пытались сказать твоим соплеменникам, что ожидать нужно чего-то совсем непривычного, но они не хотели слушать.

– То есть?

– Фестиваль – не люди, даже отдаленного сходства нет. Вы все думаете о нем в человеческих терминах и с мотивацией человеческого типа. Это неверно, и с самого начала было ясно, что неверно. Объявить войну Фестивалю так же невозможно, как объявить войну сну. Фестиваль – самовоспроизводящаяся информационная сеть. Зонд входит в планетарную систему, зонд строит саморасширяющуюся коммуникационную сеть и втягивает в нее обитаемые миры системы. Сливает всю информацию, которую может извлечь из целевой цивилизации, потом запускает новые зонды. Зонды несут определенных паразитов – выгруженные в сеть формы жизни, которые строят себе тела и размещаются в них, когда достигают места своего назначения, но не для того существует Фестиваль.

– Но ведь он на нас напал! – возмутился Василий.

– Да нет, не нападал он, – терпеливо пояснил Мартин. – Он не обладает разумом, и интенциональный подход к анализу его поведения – ошибка. Все, что он сделал – это нашел обитаемую планету без телефонной службы в радиусе скольких-то световых лет и дальше следовал своим инструкциям.

– Но эти инструкции – война!

– Нет, устранение повреждений. Оказывается, что Фестиваль – просто… Как сказать? Да, телефонный мастер. Вроде ремонтного робота. Только он чинит не просто телефоны – он заделывает дыры в потоке галактической информации.

Мартин посмотрел на Рашель. Она воевала с автопилотом, вбивая в него процедуру посадки. Отвлекать ее сейчас не стоило, лучше чем-то занять этого молодого зануду.

– Цивилизации время от времени возникают и пропадают, а Фестиваль – скорее всего, механизм, установленный много тысяч лет назад для их связи, построенный межзвездной культурой где-то в тумане времени. Когда он обнаруживает разрыв в обслуживаемой им сети, он пытается его устранить. Вот почему он занимается своим делом на орбите вокруг Рохарда – мира настолько отрезанного и изолированного, как это только может быть.

– Но мы его не просили, – возразил Василий неуверенно.

– Ну конечно. На самом деле, я думаю, он забрел за пределы своей зоны обслуживания, и каждая система, которую он здесь обнаруживает, требует ремонта, но это еще не все. В процесс ремонта входит быстрый обмен информации с сетью, с которой он связан – поток, идущий в двух направлениях. Со временем Фестиваль стал не просто ремонтной службой, он сам по себе стал цивилизацией, такой, которая расцветает, как растение в пустыне: быстрое цветение в подходящей среде, – потом она сворачивается в семечко и засыпает на время миграции через пропасть в световые годы между двумя оазисами. Телефонные коммутаторы и маршрутизаторы – одна из самых изощренных систем, когда-либо изобретенных во Вселенной. Откуда, ты думаешь, взялся Эсхатон?

Когда Фестиваль прилетел к планете Рохард, ему нужно было компенсировать дефицит общения в двести пятьдесят лет. Такой ремонт – окончание изоляции, приход товаров и идей, отсекаемых до того Новой Республикой, – вызвал ограниченную локальную сингулярность, которую мы в нашем деле называем согласованным отклонением реальности: люди малость сходят с ума, только и всего. Внезапная передозировка изменений: бессмертие, биоинженерия, слабо-сверхчеловеческие работники с искусственным интеллектом, нанотехнология – вот такие вещи. Это не нападение.

– То есть вы хотите сказать, что они принесли сюда неограниченный обмен информацией? – спросил Василий.

– Ага, – отозвалась Рашель из-за консоли. – Мы годами самым ненавязчивым образом пытались объяснить вашим руководителям: информация хочет свободы. Но они не стали слушать. Сорок лет мы пытались. А тут появляется Фестиваль, который цензуру воспринимает как повреждение и направляет информацию в обход ее. Фестиваль не принимает ответ «нет» просто потому, что у него ни о чем нет мнения. Он просто существует.