караулки появился толстый сержант с обкусанным бутербродом в одной руке и со стаканом в другой.
– Рядовой Джура, – сказал он, жуя. – Почему не открываете огонь?
На веснушчатом лице под каской появилось выражение озверелости. Полицейские бросились к мотоциклу, оседлали его, развернулись и мимо Виктора, принявшего позу регулировщика, ринулись прочь. Багровый полицейский прокричал им что-то неслышное за треском мотора. Отъехав шагов на пятьдесят, они остановились.
– Близко, – сказал сержант с неодобрением. – Что же ты смотришь? Близко ведь…
– Дальше! – пронзительно завопил солдатик, взмахивая автоматом. Полицейские отъехали дальше, и их стало не видно.
– Повадились посторонние толпиться у ворот, – сообщил сержант солдатику, глядя на Виктора. – Ну ладно, продолжай нести службу. – Он вернулся в караулку, а веснушчатый солдатик, понемногу остывая, несколько раз прошел взад-вперед перед воротами.
Выждав несколько минут, Виктор осторожно осведомился:
– Прошу прощения, как там насчет доктора Голема?
– Нет его, – буркнул солдатик.
– Какая жалость, – сказал Виктор. – Тогда я пойду, пожалуй… – Он посмотрел в туман и дождь, где скрывались полицейские.
– Как так – пойдете? – встревоженно сказал солдатик.
– А что, нельзя? – спросил Виктор встревоженно.
– Почему нельзя, – сказал солдатик. – Я насчет грузовика. Вы уйдете – а грузовик как же? Грузовик от ворот положено уводить.
– А я здесь причем? – спросил Виктор, тревожась еще больше.
– Как так – причем? Вы его привели, вы его… это. Всегда же так, а как же?
Черт, подумал Виктор. Куда я его дену?.. С расстояния в сто метров доносился треск мотоциклетного мотора, работающего на холостых оборотах.
– Вы его в самом деле угнали? – спросил солдатик с любопытством.
– Ну да! Полиция задержала шофера, а я, дурак, решил помочь…
– Да-а, – сочувственно протянул солдатик. – Прямо и не знаю, что вам посоветовать.
– А если я сейчас, скажем, пойду себе? – вкрадчиво спросил Виктор. – Стрелять не будете?
– Не знаю, – честно признался солдатик. – Вроде бы не положено. Спросить?
– Спросите, – сказал Виктор, соображая, успеет ли он удрать за пределы видимости или нет.
В эту минуту за воротами раздался гудок. Ворота распахнулись и из зоны медленно выкатился злосчастный автофургон. Он остановился рядом с Виктором. Дверца распахнулась, и Виктор увидел, что за рулем сидит уже не мальчик, как он ожидал, а лысый сутулый мокрец и смотрит на него. Виктор не двинулся с места, и тогда мокрец снял с руля руку в черной перчатке и приглашающе похлопал по сиденью рядом с собой. Соизволили снизойти, горько подумал Виктор. Солдатик радостно сказал:
– Ну вот и хорошо, вот все и устроилось, поезжайте с богом.
У Виктора мелькнула мысль, что раз уж мокрец намерен сам доставить грузовик в город или куда там еще, словом, намерен сам иметь дело с полицией, то хорошо было бы тут же распрощаться и дунуть прямо через поле в санаторий, в обход засевшего в засаде «харлея».
– Там впереди полиция, – сказал мокрецу Виктор.
– Ничего, садитесь, – сказал мокрец.
– Дело в том, что я украл этот грузовик из-под ареста.
– Я знаю, – терпеливо сказал мокрец. – Садитесь.
Момент был упущен. Виктор въедливо и сердито попрощался с солдатиком, забрался на сиденье и захлопнул дверцу. Грузовик тронулся, и через минуту они увидели «харлея». «Харлей» стоял поперек шоссе, оба полицейских стояли рядом и делали жесты к обочине. Мокрец затормозил, выключил двигатель и, высунувшись из кабины, сказал:
– Уберите мотоцикл, вы загородили дорогу.
– А ну, к обочине! – скомандовал полицейский с недовольным лицом. – И предъявите документы.
– Я еду в полицейское управление, – сказал мокрец. – Может быть, поговорим там?
Полицейский несколько растерялся и проворчал что-то вроде «знаем мы вас». Мокрец спокойно ждал.
– Ладно, сказал, наконец, полицейский. – Только машину поведу я, а этот пусть перейдет в мотоцикл.
– Пожалуйста, – согласился мокрец. Но если можно, в мотоцикле поеду я.
– Еще лучше, – проворчал полицейский с недовольным лицом. У него даже лицо просветлело. – Вылезайте.
Они поменялись местами. Полицейский, зловеще покосившись на Виктора, принялся ерзать и изгибаться на сиденье, поправляя плащ, а Виктор, косясь на полицейского, смотрел, как мокрец еще сильнее сутулясь и косолапя, похожий со спины на огромную тощую обезьяну, идет к мотоциклу и забирается в коляску. Дождь снова хлынул, как из ведра, и полицейский включил дворники. Кортеж тронулся.
Хотел бы я знать, чем все это кончится, с некоторой томительностью подумал Виктор. Смутную надежду, впрочем, подавало намерение мокреца явиться в полицию. Обнаглел мокрец нынешний, обнахалился… Но штраф, во всяком случае, с меня сдерут, этого не миновать. Чтобы полиция, да потеряла случай содрать с человека штраф. А, плевать я хотел, все равно придется уносить отсюда ноги. Все хорошо. По крайней мере, душу отвел… Он вытащил пачку сигарет и предложил полицейскому. Полицейский негодующе хрюкнул, но взял. Зажигалка не работала, и пришлось ему еще раз хрюкнуть, когда Виктор поднес ему свою. Вообще его можно понять, этого немолодого дядьку, лет сорока пяти, наверное, а все ходит в младших полицейских, очевидно, из бывших коллаборационистов: не тех сажал и не ту задницу лизал, да где ему в задницах разбираться – та или не та… Полицейский курил, и вид у него был уже менее недовольны: дела его оборачивались к лучшему. Эх, бутылку бы мне сюда, подумал Виктор. Дал бы ему хлебнуть, рассказал бы ему пару ирландских анекдотов, поругал бы начальство, у которого сплошь любимчики верховодят, студентов бы обложил, глядишь – и оттаял бы человек…
– Надо же, какой дождь хлещет, – сказал Виктор.
Полицейский хрюкнул довольно нейтрально, без озлобления.
– А ведь какой раньше здесь был климат, – продолжал Виктор. Тут его осенило. – И вот, заметьте, у них там в лепрозории дождя нет, а как подъезжает человек к городу, так сразу ливень.
– Да уж, – сказал полицейский. – Они там в лепрозории легко устроились.
Контакт налаживался. Поговорили о погоде – какая она была и какой, черт побери, стала. Выяснили общих знакомых в городе. Поговорили о столичной жизни, о мини-юбках, о язве гомосексуализма, об импортном бренди и контрабандных наркотиках. Естественно, отметили, что порядка не стало – не то, что до войны, или, скажем, сразу после. Что полицейский – собачья должность, хоть и пишут в газетах: добрые мол и строгие стражи порядка, незаменимая шестерня государственного механизма. А пенсионный возраст увеличивают, пенсии уменьшают, за ранение на посту дают гроши, да еще теперь оружие отобрали – и кто при таких условиях будет лезть из шкуры… Словом, обстановка создалась такая, что еще бы пару глотков, и полицейский сказал бы: «Ладно, парень, бог с тобой. Я тебя не видел, и ты меня не видел». Однако пары глотков не было, а момент для вручения красненькой не успел созреть, так что когда грузовик подкатил к подъезду полицейского управления, полицейский снова поугрюмел и сухо предложил Виктору следовать за ним и поторапливаться.
Мокрец отказался давать показания дежурному и потребовал, чтобы их немедленно провели к начальнику полиции. Дежурный ему ответил, что пожалуйста, начальник лично вас, вероятно, примет, а что касается вот этого господина, то он обвиняется в угоне машины, к начальнику ему идти незачем, а нужно его допросить и составить на него соответствующий протокол. Нет, твердо и спокойно сказал мокрец, ничего этого не будет, ни на какие вопросы господину Баневу отвечать не придется и никаких протоколов господин Банев подписывать не станет, к чему имеются обстоятельства, касающиеся только господина полицмейстера». Дежурный, которому было безразлично, пожал плечами и отправился доложить. Пока он докладывал, появился шоферишка в замасленном комбинезоне, который ничего не знал, и был сильно поддавши, так что сразу принялся кричать о справедливости, невиновности и прочих страшных вещах.
