комнаты. «Это нехорошо, дорогой товарищ, разрушать здоровую капиталистическую семью, — сказал он. — Вы же советский человек!» — «Моральное разложение Запада есть наш священный долг», — сказал я.
Он оказался здесь раньше меня и на правах старожила предложил мне показать красоты города. Погода была превосходная. Нам от этого было приятно вдвойне, поскольку в Москве стояла отвратная погода. Насмотревшись на памятники архитектуры и роскошные витрины магазинов, мы зашли в очаровательное маленькое кафе. К нам сразу же подошла молоденькая приветливая официантка. Не успели мы поахать по этому поводу, сравнивая это божественное создание с московскими ведьмами-официантками, как она принесла наш заказ.
— Если бы в Союзе была хотя бы десятая доля такого сервиса, как здесь, ни за что не уехал бы. Знаете, что было главным в моем решении эмигрировать? Мечта хотя бы раз посидеть вот именно в таком кафе и быть обслуженным именно на таком уровне. Как ваше впечатление от города?
— Слишком много прошлого. Запад отягощен прошлым. Он уже не может его удержать. Оно уходит. И уносит с собою их будущее.
— Зато у нас прошлого нет. У нас все впереди. И западное прошлое у нас впереди.
— А что вы скажете о людях?
— Свобода и благополучие не делают людей умными. Здесь четыре миллиона иностранных рабочих, а своих безработных уже полтора миллиона. Причем безработные не хотят работать на тех же условиях, что иностранцы. Или совсем не хотят работать. Предпочитают быть паразитами за счет общества. Тут какая-то благотворительная организация решила устроить конкурс, победителю которого предоставлялось рабочее место. Никто не захотел участвовать в этом конкурсе. А молодежь — лучше об этом и не говорить. Расовые проблемы. Терроризм. Наркотики. Преступность… Жаль, если капитализм тут скоро рухнет. Хочу при хорошем капитализме немножко пожить. Походить по кафе. По ночным клубам. Покупаться в теплых морях. Баб всяких попробовать. Вы еще не пробовали негритянок? Я попробовал. Ничего особенного. Это сказки, что они обладают выдающейся сексуальностью. Наши бабы не хуже. Но все-таки любопытно. Хотите, устрою?
— Нет. Я еще Европу не освоил.
Роль зонтика в истории
В Пансионе живут также эмигранты из других стран социалистического лагеря. Они еще надеются на «третий путь» и «свободные профсоюзы», обвиняют нас в «догматизме» и «великорусском шовинизме». Время от времени они возвращаются в свое социалистическое отечество и печатают там статьи, разоблачающие Запад. Подписываются чином не ниже капитана государственной безопасности. Запад на эти статьи не обращает внимания. Это задевает гордость наших дружественных разведок. И тогда они начинают с остервенением устраивать покушения на своих бывших граждан, главным образом — с помощью зонтиков, тюбиков для зубной пасты, шампуня и других предметов быта. Зонтики одно время произвели здесь сенсацию. И эмигранты из Восточной Европы этим очень гордились. Болгары даже в солнечную погоду ходили с зонтиками. От них все шарахались в стороны. Честно говоря, и мне было не по себе. Я готов умереть в пасти акулы или крокодила, на худой конец — от укуса мухи цеце. Но умереть от укуса банального зонтика — брр!.. Зонтичная сенсация кончилась и забылась, как и все сенсации на Западе. Теперь наши братья по социализму и эмиграции вместо зонтиков смакуют аргумент: «Ну а Польша?» Западные обыватели внешне выражают по сему поводу восторг, поскольку это укрепляет надежду на то, что Советский Союз скоро рухнет сам собой, и они, западные обыватели, сэкономят на этом лишний пфенниг в неделю. А внутренне они уже дрожат от ужаса, поскольку вследствие польской эмиграции они уже теряют по крайней мере по десять марок в неделю. А это — еще только начало.
Мы и Запад
Вечерами в Пансионе ведутся разговоры о высокой политике. Вот в таком духе.
— Иранские студенты захватили американское, а не советское посольство. Почему?
— Если бы они сунулись в советское посольство, Советская Армия сразу оккупировала бы Иран. А американцы слабаки.
— У них демократия.
— Я и говорю, слабаки.
— В общем, обстановочка! Без пол-литра не разберешься.
— Про пол-литра тут надо забыть. Дорого. И блевать некуда.
— Жалкий Иран терроризирует могучую сверхдержаву. Арабы насилуют Западную Европу. Что происходит?!
— Запад прогнил.
— Не торопитесь хоронить Запад. В нем есть некий скрытый сволочизм, который еще покажет себя.
— Сволочизм тут есть. Но идиотизма больше. Поменьше бы идиотизма и побольше сволочизма — может быть, лучше было бы.
В Москве такие беседы заканчивались идеей: выпить. Здесь даже алкоголики таких идей не выдвигают. Предпочитают пить втихомолку. И мы, оплевав иранскую революцию и арабов и перемыв косточки западным политикам, расползлись по своим каморкам.
Мелкие радости
Сообщили, что один из сотрудников советского посольства оказался агентом КГБ. В Пансионе весь день не умолкает смех по этому поводу: один! А есть ли в советском посольстве хотя бы один сотрудник не агент КГБ?!
Мой путь
Рядом с Пансионом есть роскошный газетно-журнальный киоск. Чуть подальше — великолепный магазин, где продаются те же газеты и журналы. Еще дальше — еще более роскошный киоск. В промежутках между ними — ящики, из которых вы можете взять газеты, сунув в дырочку положенное число монет. Газеты я раньше покупал в ящиках. Это вдвое дешевле, ибо я пихал в дырочку вдвое меньше монет, чем положено. Шутник пихает в четыре раза меньше. Это свидетельствует о том, что совести у него в два раза меньше, чем у меня. А Циник не пихает ничего, только вид делает — несколько раз прикладывает палец к дырочке. Величину совести его вы можете высчитать сами.
Мой путь лежит мимо этого газетно-журнального искушения. С обложек журналов на меня призывно смотрят цветные женские зады, груди и прочие соблазнительные части тела. Жирные газетные заголовки возвещают о том, что сексуальный маньяк выбросил в окно с десятого этажа двадцатую жертву, что террористы похитили миллионера, что принцесса разводится с очередным супругом… «Ну нет, голубчики, — сказал я с металлом в голосе, — теперь вы меня этим не купите!» И равнодушно прошагал мимо. И тут-то впервые в жизни я обнаружил в себе наличие силы воли. Обнаружил и прослезился от… огорчения. Где же ты раньше была? — прошептал я, обращаясь к своей силе воли. Обнаружься ты лет двадцать назад, не болтался бы я сейчас здесь, в свободном обществе, в поисках терпимого пропитания, а лежал бы на диване, как мои преуспевшие друзья, в пятикомнатной квартире в Рублеве, или гулял бы на цековской даче под
