родственники и друзья с великой радостью сообщают, что после сильного перепоя сдох отъявленный карьерист такой-то. На другой же день его уволили из этого учреждения и навеки вычеркнули из списка некрологизируемых. Он с горя ударился в запой и вскоре и в самом деле умер от алкогольного отравления. Умер совсем без некролога. А это хуже, чем для правоверного христианина умереть без отпевания.
Некрологи составляются из общих, шаблонных фраз. Каждая из этих фраз по отдельности приложима к любому некрологизируемому гражданину и не характеризует его индивидуально. Но их сочетание по правилам некрологии всегда оказывается таким, что, если в день Страшного Суда все некрологизируемые восстанут из праха, каждый из них безошибочно отыщет свой личный некролог в океане одинаковых, штампованных некрологов, подобно тому, как самка тюленя по крику находит своего тюленёнка среди непрерывного рёва тысяч ему подобных тюленят.
Самая затаённая мечта сотрудников системы власти — завершить свою жизнь некрологом в центральных газетах, подписанным высшими лицами страны. Западник не был на этот счёт исключением. Страсти, бурлившие в нём по поводу некролога, были посильнее страстей шекспировских героев. Для него потеря возможности получить некролог высшей категории была бы гораздо более страшной бедой, чем потеря короны для короля. Ведь корона — явление временное, а некролог — это навечно.
С чего начинать
В больнице он много думал о назревших в стране реформах. Генсек начал свою реформаторскую деятельность с бесперспективной борьбы против пьянства. А с чего начал бы он, Западник, если бы его вдруг выбрали Генсеком? Он перебрал в сознании все возможные варианты и не нашёл среди них ни одного, достойного масштабам замысла. Все варианты отпали. Остался один: борьба с пьянством, с халтурой, с коррупцией и прочими привычными явлениями жизни. Сама система обрекает её реформаторов на мелочность и низводит эпохальные намерения до уровня, достойного насмешки.
Абстрактно рассуждая, можно было бы начать сразу с грандиозных перемен. С каких? Например, с резкого сокращения нашей международной активности, с сокращения трат на Кубу, на африканские и азиатские страны. В общем и целом эти траты непроизводительны. Все средства страны бросить на улучшение материального положения нашего населения, на развитие новых форм оружия, на внутреннюю консолидацию всех сил страны для будущего рывка вперёд. Абстрактно рассуждая, мы могли бы совершить чудо и в области экономики, аналогичное немецкому и японскому. Но это — лишь абстрактно рассуждая. А конкретно тут приходится иметь дело с миллиардами мелких дел, за которыми в принципе невозможно уследить. Как направить эту огромную и косную массу в нужном направлении? С чего всё-таки начинать?..
Призрак сталинизма
Западник задремал. Ему привиделся Сталин.
— Проблема примитивна, — сказал Сталин. — Начинать надо с репрессий. Надо арестовывать, отправлять в лагеря и расстреливать. Но надо это делать в больших масштабах и регулярно. Арестуйте для начала миллионов десять, и любые преобразования пройдут как по маслу. А там войдёте во вкус, арестуете ещё миллионов двадцать. И никакой Запад вам страшен не будет. И вообще запомни, дорогой: главный враг всякого великого реформатора — его собственный народ! И его соратники, само собой разумеется.
— Согласен, — прошептал Западник. — Но кого арестовывать? Диссиденты почти все вывелись...
— Сажать надо сначала своих. Потом — всех остальных.
— Кого сажать, мы, допустим, найдём. Но вот тех, кто готов сажать других, у нас не так уж много.
— В таком случае дела ваши безнадёжны.
— Андропов думает иначе.
— Твой Андропов долго не проживёт, — сказал Сталин, — и не успеет доказать всему миру, что он — такое же ничтожество, как и Брежнев.
— Но ведь он пятнадцать лет успешно руководил КГБ!
— КГБ есть лишь орган власти, а не вся власть. И тем более не вся страна. Мой Берия как глава Органов государственной безопасности был не хуже твоего Андропова. Но он был ничто как государственный руководитель. Если бы он пришёл к власти, он угробил бы страну. Никакого особого андроповского стиля руководства нет и быть не может. Есть только один стиль руководства: сталинский. Все прочее — отсутствие всякого стиля, эклектизм, растерянность, мелочность. Любой генсек теперь может иметь успех лишь при одном условии: если честно и открыто объявит себя последователем Сталина.
— На это вряд ли пойдёт кто-нибудь.
— Тогда любой реформаторский порыв уйдёт в бес-Перспективную борьбу против пьяниц. Бороться против пьянства вообще грубая ошибка.
— А что же делать?
— Вместе с пьяницами начать борьбу против трезвых. Надо прежде всего снизить цену на водку. А потом можно будет делать что угодно. Что именно? Повторяю, сажать! Надо посадить всех, и тогда все проблемы будут решены сами собой. Между прочим, принято решение снизить уровень твоего некролога на один ранг...
— Не может быть! — закричал Западник в ужасе. — Ты лжёшь!!
Но Сталин исчез. Западник очнулся. Неужели Они в самом деле решили занизить уровень его некролога?! Не может этого быть! Генсек не допустит этого. Надо принять меры! Надо непременно встретиться с Генсеком и поговорить на эту тему.
Притча о штуковине
Раньше, когда Генсек был главой КГБ, они встречались чаще. И разговоры были откровеннее и острее. Во время одной из таких встреч Западник рассказал будущему Генсеку такую притчу, которую он сам вычитал из статьи Социолога.
