- Интересно, что скажет Наташка.
Глава девятая
В прихожей нас встретила длинная худая девочка в выцветшем сарафане, из которого она выросла года три назад, с длинными голыми ногами и с хорошеньким круглым личиком. На мать она совсем не была похожа, разве только глаза у нее тоже были большие и серые и расставлены так же широко. Увидев меня, она насупилась и сердито сказала:
- Здравствуйте.
- Это моя дочь Наташа, - чинно сказала Нина. - Наташа, это Андрей Сергеевич. Он из-за меня остался без ужина, и мы должны накормить его. - Она изо всех сил старалась выглядеть виноватой, но это у нее плохо получалось. - Пожалуйста, сделай там что-нибудь.
- Прекрасно, - ледяным тоном произнесла Наташа. - Я сделаю яичницу.
- Как вы относитесь к яичнице? - спросила Нина, повернувшись ко мне.
- Побольше, - попросил я. - Я голоден как волк. И чаю, если нетрудно. Сладкого.
Наташа стремительно повернулась и удалилась на кухню, стукнувшись боком о косяк.
- Ну как? - спросила Нина шепотом.
- Прелесть, - пробормотал я. - Жаль носа-пуговки, а так - прелесть.
- Много ты понимаешь…
На кухне загремели сковородки. Нина подтолкнула меня, и мы прошли в комнату. Почти ничего здесь не изменилось, только исчез пузатый родительский комод, и вместо детской кроватки стояла широкая низкая тахта. По-прежнему было чисто и аккуратно, по-прежнему пахло свежим бельем и немножко парфюмерией. По-прежнему возле окна размещалось доброе полукруглое кожаное кресло. Дверь в мою комнату была приоткрыта. Там был виден желтый угол новенького письменного стола, край белой постели и маленький матерчатый тапочек на пестром коврике.
- Там теперь Наташкино царство, - сказала Нина. Я взглянул на нее, и она поспешно отвела глаза.
- Что же мы стоим? - сказала она. - Пойдем, помоешь руки.
Я отправился в ванную, а она пошла на кухню. Через несколько минут она принесла мне полотенце.
- Держись, Андрюшка, - сказала она, загадочно усмехаясь. - Яичница на столе.
- Это опасно? - спросил я.
- Не знаю. В крайнем случае позовешь на помощь.
Затем она сказала, что будет переодеваться, и пожелала мне удачи. Когда я вернулся в комнату, на столе в семейной сковороде шипела гигантская яичница из десятка яиц, не меньше. Наташа сидела на тахте, выставив острые голые коленки, и с интересом ждала, что я буду делать. Драться так драться, подумал я и бодро вскричал:
- Вот это здорово!
- Вы просили побольше, - смиренно напомнила она.
Я уселся, придвинул сковороду и взялся задело. Ударить лицом в грязь мне было никак нельзя. Впрочем, я действительно проголодался. Я ел неторопливо, время от времени со вкусом макал в масло кусочки хлеба и одобрительно мычал. Одновременно мы вели светский разговор о школе и о пионерских лагерях. Вошла Нина в летком белом платье и села напротив. Вот тут я на минуту остановился, заглядевшись на нее. Она была румяной от холодной воды, в растрепавшихся волосах дрожали радужные капли, и глаза у нее были блестящие и ясные. Я вдруг подумал, как я выгляжу сейчас - толстый седой дурак над огромной сковородой яичницы, грузный и красный, в безобразном костюме от магазина готового платья, с расстегнутым воротником и сбитым набок галстуком. Почему-то эта мысль совсем не задела меня.
Нина краем глаза покосилась на Наташу и незаметно подмигнула мне. Я вернулся к яичнице, кое-как разделался с нею и сказал в пространство-
- Отличная была яичница, в жизни такой не ел. А теперь хорошо бы сладкого чаю. Сладкого и покрепче.
Наташа взирала на меня с благоговейным ужасом. Нина фыркнула и закрылась ладонью. “Ну что ты, мама, право”, - укоризненно прошептала Наташа, покраснела и пошла за чайником.
Чай мы пили все втроем. Я рассказывал им про Камчатку и Курильские острова, про вулканы и про японских браконьеров, про спрута в бассейне, про документы профессора Акасиды, про Хиду и его книги. Это был славный вечер, и мне давно не было так легко и уютно. Потом Нина поглядела на часы и строго сказала:
- Все, Наташка, пора спать.
- Мамочка! - воскликнула Наташа с негодованием.
- Никаких мамочек. Попрощайся с Андреем Сергеевичем и отправляйся.
- Мамочка, еще десять минут.
- Нет.
- Капельку!
- Погоди, Нина, - сказал я и извлек из кармана подарок Хиды. - Возьми, Наташенька. Это тебе за твою чудесную яичницу.
- Что это? - спросила она.
- А ты разверни и погляди.
Она развернула и заулыбалась.
- Ой, какое чудо, смотри, мамочка, - сказала она. - Спасибо большое, Андрей Сергеевич.
- Это японец тебе подарил? - спросила Нина.
- Да, я подарил ему бутылку водки, и он сказал, что будет угощать своих друзей. Ну а я угощаю своих.
- Большое спасибо, - сказала Наташа, - мамочка, смотри, какая хорошенькая.
- Очень хорошенькая, - согласилась Нина. - А теперь ступай.
- Иду, мамочка, ты же видишь, я уже иду. Спокойной ночи. Андрей Сергеевич, спокойной ночи. Приходите к нам еще есть яичницу.
- Наталья! - сердито сказала Нина.
- Непременно, - пообещал я вполне искренне.
Она поцеловала Нину, повернулась ко мне, сделала книксен, приподняв кончиками пальцев подол своего короткого сарафана, и удалилась. Чудная девчонка. И в ней, конечно, есть много от матери. Какая-то милая угловатая гибкость, не знаю, как это объяснить. Я отодвинул стакан и встал.
- Спасибо, Ниночка, - сказал я. - Тебе тоже пора спать. Всем пора спать.
- Да, - пожаловалась она, - я встаю рано.
