– Мне кажется, мы отвлеклись,– сказал он с улыбкой.– Как вы полагаете, дон Рэба?
– Вы, как всегда, правы,– сказал дон Рэба.– Благородный дон, а не приходилось ли вам бывать в Соане?
– Я был в Соане.
– С какой целью?
– Посетить Академию наук.
– Странная цель для молодого человека вашего положения.
– Мой каприз.
– А знакомы ли вы с генеральным судьей Соана доном Кондором?
Румата насторожился.
– Это старинный друг нашей семьи.
– Благороднейший человек, не правда ли?
– Весьма почтенная личность.
– А вам известно, что дон Кондор – участник заговора против его величества?
Румата задрал подбородок.
– Зарубите себе на носу, дон Рэба,– сказал он высокомерно.– Для нас, коренного дворянства метрополии, все эти Соаны и Ируканы, да и Арканар, были и всегда останутся вассалами имперской короны.– Он положил ногу на ногу и отвернулся.
Дон Рэба задумчиво глядел на него.
– Вы богаты?
– Я мог бы скупить весь Арканар, но меня не интересуют помойки…
Дон Рэба вздохнул.
– Мое сердце обливается кровью,– сказал он.– Обрубить столь славный росток столь славного рода!.. Это было бы преступлением, если бы не вызывалось государственной необходимостью.
– Поменьше думайте о государственной необходимости,– сказал Румата,– и побольше думайте о собственной шкуре.
– Вы правы,– сказал дон Рэба и щелкнул пальцами.
Румата быстро напряг и вновь распустил мышцы. Кажется, тело работало. Из-за портьеры снова выскочили трое монахов. Все с той же неуловимой быстротой и точностью, свидетельствующими об огромном опыте, они сомкнулись вокруг еще продолжавшего умильно улыбаться брата Аба, схватили его и завернули руки за спину.
– Ой-ей-ей-ей!..– завопил брат Аба. Толстое лицо его исказилось от боли.
– Скорее, скорее, не задерживайтесь! – брезгливо сказал дон Рэба.
Толстяк бешено упирался, пока его тащили за портьеры. Слышно было, как он кричит и взвизгивает, затем он вдруг заорал жутким, неузнаваемым голосом и сразу затих. Дон Рэба встал и осторожно разрядил арбалет. Румата ошарашенно следил за ним.
Дон Рэба прохаживался по комнате, задумчиво почесывая спину арбалетной стрелой. «Хорошо, хорошо,– бормотал он почти нежно.– Прелестно!..» Он словно забыл про Румату. Шаги его все убыстрялись, он помахивал на ходу стрелой, как дирижерской палочкой. Потом он вдруг резко остановился за столом, отшвырнул стрелу, осторожно сел и сказал, улыбаясь во все лицо:
– Как я их, а?.. Никто и не пикнул!.. У вас, я думаю, так не могут…
Румата молчал.
– Да-а…– протянул дон Рэба мечтательно.– Хорошо! Ну что ж, а теперь поговорим, дон Румата… А может быть, не Румата?.. И, может быть, даже и не дон? А?..
Румата промолчал, с интересом его разглядывая. Бледненький, с красными жилками на носу, весь трясется от возбуждения, так и хочется ему закричать, хлопая в ладоши: «А я знаю! А я знаю!» А ведь ничего ты не знаешь, сукин сын. А узнаешь, так не поверишь. Ну, говори, говори, я слушаю.
– Я вас слушаю,– сказал он.
– Вы не дон Румата,– объявил дон Рэба.– Вы самозванец.– Он строго смотрел на Румату.– Румата Эсторский умер пять лет назад и лежит в фамильном склепе своего рода. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?
– Сам признаюсь,– сказал Румата.– Меня зовут Румата Эсторский, и я не привык, чтобы в моих словах сомневались.
Попробую-ка я тебя немножко рассердить, подумал он. Бок болит, а то бы я тебя поводил за салом.
– Я вижу, что нам придется продолжать разговор в другом месте,– зловеще сказал дон Рэба.
С лицом его происходили удивительные перемены. Исчезла приятная улыбка, губы сжались в прямую линию. Странно и жутковато задвигалась кожа на лбу. Да, подумал Румата, такого можно испугаться.
– У вас правда геморрой? – участливо спросил он.
В глазах у дона Рэбы что-то мигнуло, но выражения лица он не изменил. Он сделал вид, что не расслышал.
