– Я стану у них атаманом, ты у меня в есаулах… уж тут мы с тобой повоюем!..
И Первушка усмехался про себя, слушая его болтовню, и думал:
«Не по дворянским чинам в казаках атаманство дается. Может, стану я атаманом, а ты у меня будешь коня к водопою водить!»
Но, разумеется, вслух Первой не высказывал этих мыслей.
– Тешишься все, осударь!.. – недоверчиво замечал он. – Когда же то будет?!
– Постой, вот дело одно порешится, – обещал Траханиотов.
И вдруг неожиданно заговорил о другом.
– А что, Первой, не жениться ли нам? – внезапно спросил он, придя под хмельком домой.
– Женись, я тебе не помеха. Ты, стало, раздумал в казаки… – с обидой сказал Первушка.
Траханиотов поглядел на помрачневшего холопа и засмеялся:
– Да ты не бойся: коли женюсь, у нас с тобой все житье иное пойдет – главным приказчиком в вотчине станешь…
– В во-отчине! – нагло передразнил Первушка. – Сытым бы быть, а то вотчина, вишь!
– А ты, холоп, волю взял говорить с господином, – словно впервые заметив это, сказал Траханиотов. – Не поставлю тебя приказчиком: все добро покрадешь, своеволить учнешь… Дворецким[67] тебя оставлю…
– Дворецкими старики бывают, какой я дворецкий! – серьезно сказал Первушка, словно богатая жизнь уже начиналась завтра.
– Ну, станешь… главным конюшим! – пообещал дворянин.
– В Боярскую думу[68] с тобой скакать, от недругов оберегать, – насмешливо подсказал Первушка.
– И то, – спокойно согласился Траханиотов. – Только вперед, чем тебя на такое место поставить, велю я тебя нещадно плетьми стегать, чтобы язык холопий смирить… Пошел спать, грубиян! – неожиданно заключил он.
Через несколько дней Первой убедился в том, что разговор о женитьбе не был пустой болтовней его господина.
Поутру, едва отперли уличные решетки, к Траханиотову прискакал стольник[69] Собакин, его земляк и старый товарищ.
– Петра, вставай! Мать невесту тебе нашла. Уж такую невесту! – орал Собакин над сонным приятелем.
– Ну какую, какую? – бормотал Траханиотов, не в силах очнуться.
– Такую, что ты и во сне не чаял! Такого боярского рода, что станешь ты в первых людях.
– Ну чью, чью? – проснувшись и сев на лавке, спрашивал Траханиотов.
– Узнаешь там чью. Покуда молчок! – таинственно сообщил приятель. – Сбирайся, оденься покраше, да едем…
Стольник недаром торопил своего приятеля, кусок могли вырвать из рук: завидная невеста была двоюродной сестрой боярина Бориса Ивановича Морозова, царевичева дядьки и воспитателя, которая хоть не родилась гораздо казистой, зато брала знатностью рода и близостью ко двору.
Мать стольника Марья Собакина слыла среди московских дворян удачливой свахой и водила знакомства в богатых и знатных домах, где случались женихи или девицы на выданье.
Марья Собакина от жениха не скрыла того, что невеста не отличается юностью и красотой, не скрыла она и того, что в женитьбе нужна поспешность, потому что невеста свела слишком близкое знакомство с приказным подьячим Карпушкой Рыжим. Траханиотов заколебался. Тогда старуха строго прикрикнула:
– Простодум! Был бы кто в родне у меня не женат, я бы того и женила, а не тебя. Чванлив! – И старуха добавила таинственным шепотом: – Коли государь, храни его бог, преставится, а царевич взойдет на престол, кто тогда выше Бориса Морозова станет?! Первый боярин будет, а ты ему свойственник! Уразумел? Карпушка, брат, не дурак: знал, к кому в родичи норовил… Ан кусок-то и вырвали: он пахал да сеял, а ты на свое гуменце увез!
После женитьбы и переезда в богатый дом, взятый в приданое, Траханиотов отдал Первушке все свое старое платье, хоть поношенное, но цветное, из дорогих тканей и сукон.
Первушка не слышал слов старухи Собакиной, но без чужой подсказки он догадался о том, что будет, когда царь Михаил Федорович умрет, а царевич займет престол. Он желал своему господину добра и надеялся, что когда-нибудь Петр Тихонович сам станет боярином. Об этом Первушка молил бога по воскресеньям. И когда в середине лета скончался царь Михаил, Первушка подумал, что бог не без милости. В испуге он тотчас же отогнал от себя крестом эту греховную мысль. Но все же стал ждать перемен в своей жизни.
3
После восшествия на престол нового государя Алексея Михайловича[70] бывший его воспитатель Борис Иванович Морозов сделался первым боярином государства. Траханиотов занял при нем важное место, на котором обычно сиживали бояре: он получил в свое ведение Пушкарский приказ[71] всего государства.
Первушка теперь не ходил пешком. Он ездил в седле, одетый не беднее многих дворян, и жилось ему не хуже боярских людей. Он даже собрался одно время послать во Псков с попутчиком полтину денег да шитый платок для матери, о смерти которой он еще не знал.
Когда на добром игривом коне с выгнутой шеей, сопровождая Траханиотова, Первушка ехал по улицам,
