обеспечены уже после Картахены. Денег? Нет, я за тобой тяги к золотишку не замечал. Большой и чистой любви? Так это у тебя вроде есть, ты как будто счастлива с мужем. Власти? Этого добра у тебя тоже хватает, но ты прекрасно понимаешь, что над всеми и вся командовать не выйдет, и спокойно окучиваешь свой огородик — Сен-Доменг… У меня слабовато с фантазией, когда речь заходит о женской душе. Так скажи мне, только честно — чего ты хочешь?
В свете керосинового фонаря тонкая, грустная, едва заметная улыбка женщины-генерала оказалась похожей на мимолетную тень. Была — и пропала, стертая ночью.
— Я хочу, чтобы моим детям не было за меня стыдно, — раздельно проговорила она, тщательно проговаривая французские слова. — А насчет моего предложения — ты не торопись с ответом. Время пока есть… Спокойной ночи, шевалье.
Галка отступила в тень и будто растворилась в ночной темноте. А шевалье де Граммон — и в самом деле один из последних романтиков пиратства — смотрел ей вслед со странным чувством. Смесь гнева и грусти. Гнева от того, что приходится хоть в чем-то уступать этой ненормальной женщине, и грусти — что вольным денькам действительно пришел конец.
Пришли другие времена и другие люди.
…С превеликой радостью спешу сообщить Вам, что длительные и трудные переговоры принесли ожидаемый результат. Более подробный отчет я непременно пришлю немного позднее. Сейчас я ограничен во времени и потому вынужден обойтись малыми словами.
Итак, Ее Высочество принцесса Софья с согласия Его Величества Ивана Алексеевича выразила одобрение планам реформирования русской армии, предложенным князем Голицыным. Также она изволила утвердить проект указа, способствующего дальнейшему развитию кораблестроения в городе Архангельске, дабы флоту российскому выходить на морские просторы, не препоручая это важное для государства дело иностранным подданным. Однако только лишь постройкой кораблей, как Вам хорошо известно, дела не решить. Нужны опытные матросы и офицеры, а поморы, живущие близ Архангельска, на больших военных судах никогда в море не ходили. Таким образом, беседа за беседой, мне удалось исподволь навести Ее Высочество на мысль отправить за границу в учение нескольких благородных отроков, дабы в будущем сделались они славой российского флота… Уверяю Вас, я не произносил имени Его Высочества Петра Алексеевича ни в этом решающем разговоре, ни до него! Принцесса Софья сама упомянула его в числе первых кандидатов на заграничное обучение! Мне лишь оставалось аккуратно, без нажина, тщательно аргументируя свои доводы, убедить Ее Высочество в необходимости отправки ее брата Петра не в Голландию, как предполагалось вначале, а в Сен-Доменг.
Опасаясь разрушить достигнутое немалыми трудами, я не стал далее столь явно интересоваться этим вопросом. Потому о дальнейшем могу сказать лишь одно: Его Высочество Петр Алексеевич уже отбыл в сопровождении одного доверенного человека на голландской шхуне в Амстердам, где ему предстоит пересадка на первый же торговый корабль, идущий в Вест-Индию. Не думаю, что мое письмо намного его опередит, так что ожидайте вскоре прибытия гостя.
— Давно надо было учредить в Сен-Доменге какие-нибудь ордена! — воскликнула Галка, прочитав это письмо. Корреспонденция от послов республики, минуя фрау Эбергардт, сразу попадала на стол генерала, и Галка могла вести переписку с послами будучи более-менее уверенной в ее конфиденциальности. — Николас и без того отлично сработал в Голландии, а вот за эту операцию ему с чистой совестью высший орден можно вручать!
— А орден никогда не поздно учредить, — не без иронии отметил Джеймс. — По-моему, самое время.
— Угу, и как ты намерен этот орден назвать? «Веселый Роджер» или «Джентльмен удачи»? — рассмеялась супруга. — Ну ладно, ладно, милый, я шучу. Придумается что-нибудь, главное внести предложение. А там уже люди поумнее меня сообразят… То, что Николас сработал по высшему разряду, это хорошо, — добавила она, становясь серьезной. — Вот с Петром Алексеевичем, боюсь, тяжело будет общаться. Особенно на первых порах.
— Ему одиннадцатый год, Эли. В чем могут быть проблемы? — Джеймс пожал плечами.
— Главная проблема в том, что он царевич. Если ему уже внушили царскую спесь, забороть это будет тяжело. Если успели озлобить, внушить ненависть — еще хуже. А ломать его через колено себе дороже. Насколько я знаю из
— Хосе тоже отнюдь не слабак, но ты сумела вылепить из него потенциального лидера. Он, кстати, забегал, пока ты была у Мартина. Обещал прийти в гости в воскресенье: у него сейчас масса работы с книгами.
— Хосе не царевич, милый, — грустно усмехнулась Галка.
— Да. Но по прошествии какого-то времени он получит власть ничуть не меньшую.
— Если докажет, что достоин ее.
— Совершенно справедливо. Попробуй внушить принцу Питеру ту же мысль: чтобы получить власть, мало родиться в семье государя, нужно оказаться достойным принять ее.
— Попробую. Парень ведь далеко не дурак. Но и гарантировать полный успех не могу…
«Что за черт? Почему они так задержались?»
Галка нервно расхаживала по каюте: время от времени ей просто приходилось устраивать себе «отпуск» — сбегать из Алькасар де Колон на «Гардарику», выходившую на патрулирование побережья. Ответственность. Огромная ответственность придавила ее словно камнем. А вдруг почтовый барк, что должен был доставить юного Петра в Сен-Доменг, потонул по дороге? А вдруг был встречен англичанами или португальцами? Конечно, оснащенный такими же, как на сторожевиках, пушками, почтовый барк мог здорово испортить настроение любому врагу, но это во многом зависело от решимости и профессионализма его капитана. Галка всякое видала на своем веку, в том числе и сдачу полностью боеспособного корабля без единого выстрела, и сражение жалкой посудины против мощного боевого фрегата… Слишком много случайностей. Николас сделал свое дело. Выдернул Петра из обстановки, где ему неминуемо внушили бы полнейшую безнаказанность («Царю все можно!»), и приохотили бы к разным вредным привычкам вроде хмельного пития. Или тихо прибили бы, когда у Софьи или Ивана появился бы наследник. А Галка должна была сделать как раз наоборот — приучить царевича к строжайшей самодисциплине. Потягает концы на корабле годик-два, примет посвящение в матросы, а дальше можно будет исподволь, понемногу, как в случае с Хосе, поделиться с ним опытом правления…
Если он только жив.
Беспокойство оттеснило на второй план все, даже согласие шевалье де Граммона принять под свое командование Континентальную эскадру, что в другое время конечно же стало бы событием номер один. Если Петр погиб, сможет ли Софья вытянуть на себе огромный воз, именуемый Россией? Сможет ли она дать достойный отпор шведам, когда те неминуемо полезут «осваивать» соседнюю страну? Галка не могла сказать ни «да», ни «нет». И отчаянно сопротивлялась одолевавшему ее страху: сейчас речь шла о действительно глобальных переменах в развитии этого мира.
«Нет, — думала она, загоняя свой страх куда подальше. — Он жив».
Находиться в каюте стало невыносимо: тут, в одиночестве, недолго и с ума сойти. Галка поднялась на мостик. Свежий ветер, наполнявший паруса «Гардарики», тут же растрепал ее волосы.
— Курс норд-норд-ост, идем в крутом бейдевинде при ветре норд-ост, на левом траверзе остров Саона,[45] — на мостике Джеймс всегда свято соблюдал субординацию, и при появлении капитана тут же доложил обстановку.
— Следовать вдоль побережья до мыса Энганьо… будь он неладен, — стальным голосом сказала Галка, сразу вспомнив богатый на события семьдесят третий год и то, как «Гардарику» тогда изрядно помотало по проливу Мона во время шторма.
— Эли, перестань себя изводить, — тихо проговорил Джеймс. — Очень многое в этом мире зависит не от тебя. Смирись.
