крепость пустили. Казаки ведь ходят туда и сюда, а нас не пускают.
За кошем Кинзи послышалась многоголосая русская песня. Салават и Кинзя — оба вышли выглянуть на вновь подходящий отряд. Это была толпа пеших людей с косами, вилами, топорами, дубинами. В толпе в полторы сотни воинов всего о десяток людей сидело по коням. Они уверенно двигались к воротам Бердской крепости.
Салават и Кинзя с любопытством следили, что будет.
— Пойдём-ка поближе к воротам, — позвал Кинзю Салават.
Башкиры и тептяри с разных сторон толпою сбегались сюда же. Всем было интересно поглядеть, отворят ли казаки ворота для новых русских пришельцев.
Кто-то из русских уже дубасил в ворота.
— Эй, отворяй, воротные! Заснули, что ли?! — крикнул свежий молодой голос, такой молодой и звонкий, что показался женским.
— Крепость не гумно — держать ворота настежь! — поучающе откликнулся с воротной башни караульный казак. — Что там за люди?
— Казаки государю на подмогу, — ответил тот же женственный голос.
И, протеснившись сквозь толпу ближе к воротам, Салават увидал, что впереди отряда в самом деле была женщина, опоясанная саблею, с пикой в руке.
— Ишь ты, казаки?! А ты пошто ж? Ведь ты, похоже, не казак, а девка! — насмешливо сказал воротный.
— Я казачий ватаман. Отворяй, говорю! — нетерпеливо крикнула необыкновенная предводительница отряда.
— Вот так ватаман, — равнодушно зубоскаля, подхватил воротный казак с башни. — Ах ты, вояка с пушкой! Вот мать честная!.. Да ты бы лучше замуж, что ли!.. Нечистый дух, бедовая!..
— Отколе же вы прибрались? — спросил первый казак.
— Тебе небось с башни видно; где зарево от дворянских домов, оттуда и мы пришли.
— Отколь, где баре ножками дрыгают на воротах! — поддержали атаманшу голоса из её отряда.
— Эх, лапотные души! Да какие же вы казаки? Господска челядь вы… Казаки! Скажут тоже! Ёлки-палки — сме-ех!.. — забавлялись воротные, не сходя с башни и не думая отпирать.
— Да что вы, пёсьи души, зубы скалите на башне! Народ с дороги притомился, а вы не пускаете в крепость. Зови к нам главного полковника государева! — потребовала атаманша.
— И тут вам места хватит, вон поле сколь широко — выбирайте себе! — уже без шутки ответил казак. — Не велено в крепость чужих пускать.
— Да какие же мы чужие!
— Кто впускать не велел, ах ты, нехристь?! — послышались голоса из толпы крестьян.
— Не супостоты мы. Как можно к государю не пускать? Ить мы крестьяне православные.
— По избам тесно в крепости, не продохнёшь! — пояснил воротный.
— А что ж, что тесно! — возразили снизу. — Ведь теснота не лихость. Друг дружку потесним — и всем тепло!
— Да что ты, отец, с нами в спор! — уже сочувственно ответил казак с башни. — Начальники ведь не велели народ пускать в крепость. А наше дело малое: стой на воротах да посматривай — береги государево войско. Пождите до утра. Утром скажут…
Толпа у ворот стояла уныло, не расходясь, не подыскивая себе никакого места. Да и что им было в месте — не кочевники: с ними не было войлочных кошей, только вымокшая одежонка на плечах укрывала их от ветра и дождя.
— Видишь, русских тоже не впускают, — утешил Салават Кинзю.
Стоявшие за их спинами башкиры и тептяри шептались о том же.
Наступила ночь. Костры едва тлелись по широкой степи. Опять моросил дождик. Вновь прибылые крестьяне, не выбирая места в степи, прижались к самым стенам крепости, стремясь под ними укрыться от дождика… Салават хотел уже пойти к себе в кош, когда по ту сторону деревянной стены в крепости послышался топот копыт, скрип колёс, голоса людей.
— Эй, воротные! Давай-ка отворяй! — крикнул кто-то снизу.
— Кто едет? — спросил караульный казан.
— Слезь, тогда увидишь! Разуй глаза-то! — раздался повелительный окрик.
— Нам попусту спускаться не указ. Ты сам отзовись! — откликнулся воротный.
— Да ты что, сатана, оглох?! Ить я государев судья войсковой!
— Алекса-андра Иваныч! — зашумел казак. — Прощенья просим. Ить, право, я тебя по голосу не признал! Сей миг отворю!
Слышно было, как казак поспешно затопотал сапогами, сбегая по лестнице с башни.
Второй казак, склонясь с башни, негромко окликнул:
— Эй, ватаманиха! Сам Творогов едет. Он у государя в первых. Проси его. Укажет, то и в крепость вас впустим…
Салават услыхал эти слова и тоже зашагал к воротам.
Толпа русских крестьян, башкир, тептярей, мишарей сбилась у самых ворот. Слышны были какие-то переговоры и перекоры, пока отпирали замки на воротах изнутри крепости, но вот ворота со скрипом растворились, и с понуканием и хлёстом кнутов из ворот потянулись воза.
— Куды-то столько возов? — спросил воротный, которого Салават узнал по голосу.
— Не твоего ума! Сколько надо, столь и возов! — огрызнулся хозяин обоза.
— Тпру-у! Но-о, пошла-а!.. Давай, давай влево! Смотри, бес, колесом-то в яму! Зава-алишь!.. — кричали казаки-возницы, нахлёстывая лошадей, выводя их под уздцы и присвечивая фонарями под колёса возов.
— С дороги! Эй! Что за толпа сошлась?! — грозно прикрикнул рослый казак, войсковой судья Творогов. — Дайте-ка возам проехать!
Первой осмелилась подступиться к грозному начальнику крестьянская атаманша:
— Лександр Иваныч, укажи воротным нас в стены пустить.
— Отколь вы пришли, что за люди?
— Из крепостных крестьян мы, по государеву кличу сошлись…
— А мы ведь башкирцы, тептяри, мишари — всяких народов люди, — сказал Салават, подошедши к Творогову.
— Когда ж государь баб-то кликал? Для бабьей службы у него и казачек довольно будет! — обратясь к атаманше, насмешливо пошутил Творогов, даже не глядя на Салавата.
— А ты бы зубы-то не чесал, Лександра Иваныч, — отрезала атаманша. — Ведь люди дома побросали, семейки покинули, землю, господ побили, на государеву службу пришли, а ты над судьбой народной и над царским указом глумишься, как скоморох!
— Я вам без шутки, братцы, скажу — и башкирцам и русским, — серьёзно сказал Творогов, спрыгнув с седла. — Шли бы вы все по домам, откуда прибрались.
— Как по домам?! Ведь мы к государю! — воскликнул Салават, не веря ушам.
— Мы к батюшке пресветлому царю. Он нам письмо писал, — подхватили в толпе крестьян, окружая Творогова.
— Дьячок читал! — раздались голоса.
— Мы всем сходом слушали да сразу и взялись кто за топор, а тот — за вилы…
— Лихо! — воскликнул Творогов и добавил: — Да, вишь, ныне уж и нужда миновалась у государя.
— Аль с государыней примирился? — спросил пожилой крестьянин. — Ну, дело божье, любовь да совет… А крестьянам-то будет ли воля?..
— Да как ведь сказать… — неопределённо начал Творогов.
Но в это время воротный казак подошёл к нему.
— Лександра Иваныч, а дозволь-ка спросить тебя не во гнев: куды ты с собою из крепости пушки повёз?
— А ты что за спросчик? — одёрнул воротного Творогов.
— Я не спросчик, а караульный казак, — не унялся тот. — Я службу знаю! Пошто с тобой пушки? —
