С вершины холма транспортер казался маленьким серым жучком, пробирающимся по вспаханному полю. Вот серый жучок полез на стену. Каким-то непонятным образом ему удалось проползти несколько метров. Затем он дрогнул, сорвался и в тучах красной пыли опрокинулся на спину.
- О черт, - пробормотал секретарь горкома, - шел бы в объезд!
Дауге нервно сплюнул.
- В объезд нельзя, - спокойно сказал Краюхин. - Не по правилам. Внимание!
Что-то случилось там, под красноватой стеной. Жук зашевелился. Из его туловища вдруг вытянулись в стороны коленчатые блестящие ноги, медленно согнулись и снова перевернули его спиной вверх. Мгновение, другое… Упираясь тремя стальными стержнями в подножие стены и осторожно нащупывая опору четвертым, «Мальчик» подтянулся до вершины, вцепился в нее гусеницами и двинулся дальше, на ходу убирая внутрь себя опорные рычаги.
- Молодец! Вот молодчина! - возбужденно проговорил Юрковский. - Настоящий мастер!
- Может, все же возьмем вместо него лишнего пилота? - заметил Краюхин, поднимая к глазам бинокль.
Быков ликовал. Все шло как нельзя лучше. «Мальчик» брал препятствие за препятствием. Крошились под гусеницами камни, расплескивалась жидкая грязь из глубоких круглых ям, с пушечным гулом валились сбитые валуны. Несколько раз Ермаков, следивший за маршрутом по карте и компасу, указывал направление - без этого Быков непременно сбился бы, хотя старался вести машину точно по прямой.
- Сколько прошли, Анатолий Борисович?
- Осталось километра полтора…
И в этот момент совершенно неожиданно и бесшумно впереди встали столбы малинового пламени. Быков отшатнулся и остановил машину.
- Вот они, краюхинские сюрпризы, - пробормотал он.
Огонь быстро распространялся. Казалось, горели камни. Черные струи дыма, мешаясь с кровавыми языками, то стлались по земле, то взлетали высоко вверх. Сухой горячий ветер поднял тучи пыли.
- Сгущенный бензин! - встревоженно сказал Быков. - Напалм! Вот придумано…
Ермаков молчал. Быков усмехнулся, опустил на люки спектролитовые щитки и тронул клавиши. «Мальчик» на полном ходу нырнул в огненную бурю.
Когда горизонт заволокла мутная темно-малиновая пелена, секретарь горкома кашлянул, председатель горисполкома подошел ближе к радиоаппарату, а Краюхин сказал невозмутимо:
- Я приказал зажечь там несколько десятков бочек бензина. Какихнибудь семьсот-девятьсот градусов в течение нескольких минут. Пустяки. «Мальчик» должен выдержать отлично, так. А вот выдержат ли нервы…
«Мальчик» выдержал, выдержали и нервы. В облаках жирной копоти транспортер скатился в речушку, отмечавшую конец маршрута, и остановился.
Торопливые волны набегали на почерневшие, отливающие лиловым блеском бока машины, окутанной паром. Слышалось шипение. Постепенно панцирь остывал. Быков потряс за плечо Ермакова, беспомощно повисшего на лямках. Но Ермаков был в сознании.
- Прошли… - слабым голосом пробормотал он. - Хорошо прошли, - повторил Ермаков. - Я рад за вас… и за себя.
Быков смущенно хмыкнул.
Весь обратный путь по равнине вдоль ручья они молчали. И, только сворачивая к кургану, на вершине которого несколько фигурок размахивали руками, приветствуя их, инженер сказал:
- Одно мне непонятно, Анатолий Борисович. Откуда здесь, в тундре, такие разрушения?
Ермаков долго не отвечал, отстегивая пряжки лямок. Затем неохотно проговорил:
- Над этим районом взорвалась ракета… фотонная ракета, только и всего.
- Я так и думал, что здесь был взрыв…
Это было все, что мог сказать изумленный и потрясенный Быков.
В конце позднего обеда (с рюмочкой коньяку по случаю удачно проведенного пробега) Краюхин попросил внимания и объявил:
- Ермаков и Быков на неделю переводятся на санаторный режим. Никакой работы. Приключенческие романы, прогулки и сон. Остальным готовиться к приему «Хиуса». Получено сообщение, что машина стартовала от «Циолковского» и будет у нас через пять-шесть дней.
«ХИУС» ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Быкову приснилось, что Ермаков поставил «Мальчика» в ангар. Транспортер был раскален докрасна, и ангар пылал холодным багровым пламенем. Быков сорвал со стены огнетушитель, но Ермаков рассмеялся, потряс его за плечо и закричал в самое ухо, почему-то обращаясь на «ты»:
- Проснись, Алексей! Проснись, говорят тебе!
Тут Быков заметил, что на Ермакове блестящий хлорвиниловый плащ и что это вообще не Ермаков, а Дауге. Быков сел на кровати и протер глаза:
- В чем дело?
- «Хиус» на подходе. Пойдем встречать, Алексей.
Часы показывали около двух ночи. Небо было плотно забито тяжелыми черно-серыми тучами, только на севере тускло светились мутные розоватые полосы. Лил дождь.
- Кто еще встречает?
- Все наши. И в придачу - половина города.
Быков подошел к окну. По улице торопливо шли и бежали люди; позвякивая, солидно прополз трактор, таща за собой странного вида громоздкое сооружение на огромных колесах. Его обогнало несколько автомобилей. Внизу хлопнула дверь, кто-то сердито крикнул:
- Почему до сих пор не вызвали?
Ермаков и остальные межпланетники уже ждали в вестибюле. У выхода стоял Краюхин, возвышаясь над группой инженеров в плащах и мокрых кожаных куртках. Сухим, жестким голосом, словно вбивая гвозди, он говорил:
- Город существует для того, чтобы снаряжать, принимать и отправлять корабли. Вы об этом забыли. Думаю, придется освежить вашу память. Но это потом. Сейчас - немедленно разыскать все машины - раз. Отправить людей на станцию - два. - Он повернулся к коренастому бородачу. - За станцию вы мне головой ответите!
- Постараемся справиться, - прогудел бородач.
- Все средства дезактивации и противопожарной безопасности…
- В порядке, Николай Захарович, все в готовности номер один.
- Хорошо. Я буду где-нибудь в капонирах или там поблизости. Да… - Краюхин ткнул пальцем в грудь молодого человека в хлорвиниловом капюшоне. - О всех радиограммах с корабля немедленно докладывай.
- Слушаюсь, Николай Захарович.
- Можете идти… А вы, Зайченко, - теперь он говорил небрежно и как будто нехотя, - отправляйтесь под арест. И, если произойдет несчастье, пойдете под суд, так.
Тот, кого звали Зайченко, прижал руки к груди:
- Николай Захарович!
- Я сказал!..
- Да позвольте мне хоть сейчас на станцию, хоть на часок! - умоляюще проговорил Зайченко. -
