огромный булыжник. Грабер сильно толкнул меня в грудь. Я услышал выстрелы. Грабер съежился, быстро пролетел комнату и выскочил наружу. Я подбежал к окну и посмотрел вниз. Там, возле стены здания, метались какие-то люди с карабинами в руках. Несколько людей в белых балдахинах с кривыми ножами в руках рвались к двери. Я высунулся в окно и закричал:
— Эй, сюда! Грабер здесь!
Прямо у моего уха просвистела пуля. Я заметил, что из ворот, ведущих на испытательный полигон, выскочило несколько немцев с автоматами. Один из них стрелял по моему окну. Я отбежал в сторону. Автоматная очередь оставила на потолке пунктирную линию.
“Восстание? Неужели восстание? Но кто это, кто? Местные жители?”
Выстрелы продолжались. Внизу кричали. Слышались какие-то команды. Затем последовал взрыв, наверное, гранаты. После еще два, и все затихло.
Я медленно подошел к окну, но не успел взглянуть, как снова раздался выстрел, и просвистела пуля. Я вернулся в угол и стал прислушиваться. Перестрелка теперь доносилась издалека, откуда-то слева. Затем все смолкло. Стало быстро темнеть.
“Неужели неудача, — думал я, усаживаясь на койку. — Неужели попытка разгромить Грабера не удалась? И кто бы мог все это затеять?”
ВОЙНА
Всю эту ночь я почти не спал, думая о том, что произошло в институте. Вокруг царило глухое безмолвие, и только сердце стучало так сильно, что, казалось, его стук сотрясал стены комнаты. Света не было. Я выглянул в окно. Кругом царила беспросветная тьма. Может, бежать? Спрыгнуть с третьего этажа и бежать? Но куда? Не было никакой гарантии, что внизу меня не схватят, и я, таким образом, только ускорю свою участь. Лишние минуты жизни увеличивают шансы на то, что ее можно будет продлить и дальше…
Что толку в том, что теперь я до конца раскрыл тайну института Грабера? Он все равно будет продолжать делать свое дело. Уже теперь он мог каким-то дьявольским катализатором замещать в живом организме углерод на кремний и создавать противоестественный живой мир. А что будет, если он добьется, что кремнийорганические свойства начнут передаваться по наследству от организма к организму?
Моя фантазия рисовала мне страшные картины. Селения в пустыне, окруженные безмолвной грязно-желтой растительностью. Вокруг — кладбища из грядок, на которых произрастают жесткие и едкие овощи. Дальше — поля кремниевых злаков. Твердые колосья едва колышутся на упругих стеблях. Луга жесткой бледно-оранжевой травы, на них пасутся грузные, неуклюжие животные… А по улицам селений медленно бродят каменные мужчины и женщины, уродливые детишки нелепо ступают по глубокому песку… И над всем этим палящее солнце…
Где-то в центре селения, на его площади, стоит цистерна с едкой жидкостью, которую пьют люди. В цистерне их жизнь и смерть. Раз в неделю сюда подъезжает грузовик и заполняет ее жгучей влагой. Горе непокорным! Те, кто не подчинился быстроногим и гибким владыкам, получат другую воду и превратятся в безмолвных каменных идолов. Как символ могущества Грабера, вокруг цистерны возвышаются статуи окаменевших людей.
Все это было каким-то бредом, и сознание того, что этот бред близок к реальности, приводило меня в нестерпимый ужас.
На мгновение я засыпал, и мне начинало казаться, что мои руки и ноги отяжелели, что я не могу ими пошевелить, что я превращаюсь в каменное существо, лишенное человеческих чувств. Тогда я вскакивал со своей постели и всматривался в кромешную темноту.
Это была страшная ночь. Я забылся только тогда, когда зарделся восток.
Однако спать пришлось недолго. Кто-то бесцеремонно тряхнул меня за плечо. Я открыл глаза и увидел перед собой Ганса, лаборанта доктора Шварца, но не в белом халате, как там, в лаборатории, а в офицерской форме германской армии. Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги. Фуражка была лихо вздернута, и из-под козырька злобно светились маленькие колючие глазки.
— Ну-ка, мсье, хватит дрыхнуть! — нагло произнес он.
Ни слова не говоря, я начал одеваться. Несколько минут мы молчали.
— Ну и денек же был вчера! — хихикнув, сказал Ганс. — Просто прелесть! А то в этой дыре можно было от тоски сойти с ума.
Чувствовалось, что ему не терпелось чем-то похвастать. Но я продолжал молчать, соображая, что будет дальше.
— Черномазые кретины хотели перехитрить доктора Грабера! Как бы не так!
“Кого это он имеет в виду?”
— Но мы им задали перцу. Хотели всех перестрелять, как кроликов. Не вышло! Старик, как всегда, оказался умнее всех нас.
— Почему же вы их не перестреляли?
— Их почти в три раза больше, чем нас, и они тоже вооружены. Успеем, — добавил он. — А пока они пригодятся нам для опытов.
— Мало вы поставили здесь всяких гнусных опытов, — пробормотал я. — Что я должен сейчас делать?
— Старик приказал притащить тебя к нему!
“Наверное, сейчас все начнется, — решил я. — Но я так просто не сдамся!”
На этот раз лицо Грабера не казалось таким самодовольным, как раньше. Наоборот, оно выглядело озабоченным и встревоженным. Губы были плотно сжаты. Брови нахмурены. Он деловито сел за стол и положил перед собой лист бумаги. Затем он обратился ко мне бесцветным голосом:
— Мюрдаль, у вас есть шанс встретиться со своими друзьями.
От неожиданности я вздрогнул.
— Вы снесете их командиру вот это.
Он протянул бумагу мне.
“Мы покидаем эту территорию. Мы навсегда покинем вашу страну. Для этого нам нужна помощь. Нужно погрузить на машины имущество и оборудование института. Потребуются десять носильщиков. Мы гарантируем свободу и безопасность всех ваших людей, если вы сложите оружие и поможете эвакуировать институт”.
Я лихорадочно соображал, что заставило Грабера так внезапно изменить образ действия. Что он задумал?
— Значит, вам здесь не нравится? — с иронией спросил я.
— Не нравится. Вставайте и идите.
— А если я не пойду?
Он небрежно пожал плечами.
— Тем хуже для вас и для ваших друзей.
— А почему вы не пошлете к моим товарищам своего человека?
— Потому что вы лучше сумеете их убедить принять мои условия. Вы лучше знаете, что их ждет, если они не согласятся. Вы им об этом расскажете. Вы очень убедительно об этом расскажете. Идите!
К воротам, ведущим на испытательный полигон, и дальше, к двери в оазис алых пальм, меня довел Ганс. Оглядываясь по сторонам, я не увидел ни одного человека. Даже часовых нигде не было видно. У водокачки стояли три грузовика и еще цистерна для воды. Кругом было пустынно и безлюдно.
— Передай им, что там две тысячи вольт. — Ганс кивнул на проволоку над стеной. — Оружие примет от них доктор Шварц Он дежурит с пулеметом на кухне. Выходить они будут через эту дверь. Здесь я их еще проверю, — добавил он угрюмо.
В саду никого не было видно, и я наобум пошел в восточном направлении, обходя грядки с каменной растительностью. Я очень волновался, предвкушая встречу с неизвестными мне товарищами. Солнце сияло в самом зените, и теней почти не было. Грязно-оранжевая листва сливалась с цветом песка, и только под
