— Бог дал, Бог взял. Благословен Судья истинный, — шептал старый Таг, ударяя себя в грудь. — Виновны, вероломны… Ты знаешь секреты Вселенной и сокровенные тайны всего живого.
В неплотно закрытую дверь заглянули Мина и Лёлька.
Бум вскочил. Подбежал к старому Тагу, схватил его за рукав и потянул к кровати. Губы у него дрожали, но голос был пустой, изнутри выдолбленный, один звук без слов. Хриплое мычанье немого.
— Ася! Ася! — Только это он и мог.
Старый Таг не сопротивлялся. Подошел к кровати, стоял, качал головой:
— Ой, Бумек! Ой, Бумек!
В дверях зарыдала Лёлька, за ней Мина.
— Ася! — взревел Бум и ударил себя кулаками по голове.
Невестка старого Тага вбежала в комнату и схватила его за руки:
— Побойся Бога, Бум! Что ты делаешь? Ой, как бы мальчик не сделал себе чего плохого! А где твои родители? Вильф, фотограф этот, я понимаю… — Она взглянула на мертвую Асю. — Но твой-то отец где? А твоя мать? Они ж настоящие родители… Вы вместе убегали.
Бум рванулся, невестка старого Тага не смогла его удержать. Размахивая руками как утопающий, с криком бросился на кровать. Уткнулся лицом в подушку. Голова девушки подскочила, повернулась набок и упала. Бум затрясся в беззвучных рыданиях.
Невестка заломила руки:
— Что это? Он смеется?
— Иди, иди! — Старый Таг попытался вытолкнуть ее за порог. Но Мина вырвалась:
— Сама уйду!
Старый Таг отпустил ее:
— Хотя бы ничего не говори.
Бум всхлипывал как маленький. У него началась икота.
— Принеси воды, — сказал старый Таг Лёльке.
Лёлька мигом вернулась со стаканом воды. Бум ее оттолкнул. Вода пролилась на маркизетовое, белое в розовый цветочек Асино платье.
Невестка старого Тага стала вытирать Асе шею платочком.
Бум поднял голову. Показал пальцем на капли у девушки на плече.
— Еще здесь… здесь… — попросил, тихо плача.
— Хорошо, хорошо.
Бума снова затрясло.
— Почему?.. Почему?.. — рыдал он.
— Попей! Попей! — уговаривал его старый Таг.
— Выпей глоток воды, — сказала невестка старого Тага.
— Ну, капельку, — просила Лёлька.
Бум поднял на Лёльку заплывшие невидящие глаза. С рыданием упал Асе на грудь. В самом центре кровавого пятна появилась светлая капля.
— Что делать? Нужно что-то сделать! — причитала невестка старого Тага. — Не может ведь она так здесь лежать.
— Закрой зеркало. Принеси второй подсвечник и еще одну свечу. Достань белую простыню. Мы положим ее на пол. — Старый Таг распрямился. — А ты, Лёлька, принеси из коровника соломы.
— Может, сапожник Гершон поищет фотографа Вильфа? Он же отец, должен заняться собственной дочкой. Пусть заберет ее домой.
— Нет сапожника, нет фотографа. Слышишь? Надо переждать ночь. А завтра утром посмотрим.
— Целую ночь! Боже! Какой кошмар! Я не выдержу! У меня голова раскалывается!
— Я говорил: нечего здесь стоять. Забирай Лёльку, и идите наверх. Ложитесь. Я тут останусь.
— Лечь? Спать? Сейчас?
Старый Таг молчал.
Лёлька приобняла мать. Шепнула ей что-то на ухо.
Старый Таг закрыл глаза.
Благословен Судья истинный. Бог дал, Бог взял.
Старый Таг ударил себя в грудь.
Тебе ведомы все таинства мира и сокровенные тайны всего живого. Ты исследуешь все тайники утробы и испытываешь разум и сердце. Нельзя ничего утаить от Тебя, ибо нет ничего скрытого от взора Твоего. Да будет воля Твоя, Господь, Бог наш и Бог отцов наших, простить нам все грехи, отпустить нам все проступки и стереть все беззакония наши. Ты наказал ее, белую как снег. Накажи меня за мой грех. Отныне мой дом — могила. Пусть она тут упокоится! Я принимаю ее в доме моем.
За грех, который я совершил перед Тобой по принуждению или по своей воле.
За грех, который я совершил перед Тобой жестокосердием.
За грех, который я совершил перед Тобой явно или тайно.
За грех, который я совершил перед Тобой прелюбодеянием.
За грех, который я совершил перед Тобой неискренним раскаянием.
За грех.
Звякнули шпоры. На пороге стоял гусар — опять в полном обмундировании.
— Там… — Он показывал на залу аустерии.
— Что там? — спросил старый Таг.
— Там… окно…
— Да, кто-то стучал в окно.
— Дедушка, — шепнула Лёлька.
— Стучат, — сказала невестка старого Тага. — Кто это может быть?
— Да! Да! — Гусар закивал головой. Приподнял саблю, чтобы не ударялась об пол. Увидел лежащую на кровати мертвую девушку. Снял кивер, опустился на колени и перекрестился.
Старый Таг сделал шаг в сторону залы, остановился и подождал, пока гусар встанет.
— Господин гонвед, — старый Таг взял его за руку повыше локтя, — вам бы лучше отсюда уйти. Идите в кухню, увидите дверцу в полу, я потом прикрою линолеумом, а не желаете — окно во двор открыто, там невысоко, а со двора в сад и в поле, в лес и айда!.. Verstehen Sie mich? Herr Honved?
Гусар кивнул. Понял и пошел. На пороге обернулся и перекрестился.
— А что будет с Лёлькой? — спросила Мина. — Если он захочет спрыгнуть в подпол? А не в окно. Где мы с Лёлькой спрячемся? Нельзя же нам вместе с ним… А если казаки увидят Асю, — она понизила голос, — застреленную, что они себе подумают? Кто ее застрелил и почему? Отвечать-то придется нам.
— Мина, принеси все, что я сказал. Война войной, но ничего нет важнее смерти. Это святое. Я пойду погляжу, кто стучит. Вы с Лёлькой идите в кухню. А там посмотрим, что дальше. Ну, идите!
— Ася! Ася! Где моя Ася! Доченька моя единственная!
Никаких шагов слышно не было. Первой появилась Бланка, босая.
За ней, с ботинками в руке, шел фотограф Вильф.
Асина мачеха, запыхавшаяся, жадно хватала ртом воздух, прижав руку к высоко поднятой корсетом груди. Не только ботинки — ей все было тесно: шея сдавлена воротничком на китовом усе, отчего лицо набрякло, а фигура из-за слишком туго зашнурованного корсета была похожа на песочные часы.
— Ася! Ася! — крикнула она, простерев вперед руки. В одной трепетал кружевной платочек, а на запястье болталась вышитая бисером сумочка. Из-под век брызнули крупные слезы. — Я этого не переживу! Ася! Ася! Краса семьи! Сокровище твоего отца! Единственная доченька! — И вдруг зашипела и повернулась к мужу. Вильф наступил ей на ногу. Приподняв подол, показала распухшую и стертую в кровь стопу.
Бум поднял голову. Ох, мачеха! Снова спрятал лицо в подушку. Ох, мачеха. Ася, это твоя мачеха! Ася шептала: «Перестань! Не надо! Она меня не любит. Она увидит». — «Отдохнем немного в лесу». — «Нет, нет. Не здесь! Здесь сыро. Я запачкаю платье». — «Я подстелю пиджак». — «Жалко новый пиджак». — «Идем, Ася, идем, всего несколько шагов. Там сухая полянка». — «Нет, нет, не надо, Бум!» — «Не бойся, никто не увидит». — «Бум, не здесь, не сейчас, ну пожалуйста». — «А где? Тут везде деревья, деревья, траля-ля-ля!» — «Не пой! Прошу тебя, нас услышат!» — «Пускай видят, пускай слышат!» — «Не мучай
