растения, которые несла в руках. Смолин наклонился, Ольга тоже. Выпрямляясь, он слегка задел ее лбом, она отшатнулась и расхохоталась. Смолин посмотрел на ее оживленное, раскрасневшееся лицо, улыбнулся, и глаза его посветлели.
— Как дела? — спросил он мягко.
— Чудесно, Евгений Николаевич, — ответила она.
— Не жалеете, что поехали?
— Что вы! Мне здесь так нравится…
— Не скучаете?
Ольга пренебрежительно пожала плечом и провела тыльной стороной мокрой руки по растрепавшимся волосам.
— О чем, Евгений Николаевич? Здесь все ко мне так хорошо относятся…
Смолин пытливо взглянул на нее.
— Ну, и прекрасно, — оказал он с необычайной теплотой. — Вот теперь мне нравится ваш вид. Взяли себя в руки, да? О, это очень, очень важно…
Смолин продолжал смотреть ей в лицо.
Она, спокойно улыбаясь, выдержала его взгляд. Он был ей очень дорог в эту минуту.
Она чувствовала глубокую привязанность к нему. Но это чувство уже не помрачало ее сознания. Она смотрела на Смолина, как женщина, сама вынесшая тяжелое испытание и сочувствующая горю близкого человека.
Больше ничего не было сказано. Отношения их продолжали оставаться совершенно такими же, как и раньше. Смолин чаще бывал суров, реже ласков, но никогда не выходил из границ деловых отношений. И все же ощущение тончайшей неуловимой близости к нему не покидало Ольгу. Это было совсем не то, что терзало ее в Севастополе. Она чувствовала себя иногда старше и опытнее Смолина. А он большой, сильный человек — понимал, как много значит такая дружба и невольно искал ее.
Глава 21. ПАУТИНА
Петров остался в Севастополе. Он поддерживал и продолжал воспитывать культуры, выращенные Смолиным. Но большую часть времени он проводил в своей лаборатории за бесконечными попытками воспроизвести оставшееся неразгаданным открытие Крушинского.
Он много думал о странных обстоятельствах, сопровождавших это открытие. Иногда ему казалось совершенно очевидным, что таинственная гибель Крушинского на другой день после сообщения об открытии не могла быть случайностью: недаром же золотая ветвь пропала из несгораемого шкафа. Но сейчас же рождались сомнения: он лично убедился, как быстро тает другая половина золотой ветки — сто восемьдесят граммов — в опытах с проращиванием измельченных тканей. Следовательно, золотая ветка не похищена, а израсходована.
Ему приходила в голову мысль и о самоубийстве Николая Карловича. Но, подумав, он решал, что этого быть не могло. Жизнь Николая Карловича была как на ладони. Все его интересы были в науке. И уж, конечно, неожиданная удача — 'ошеломляющее открытие' — никак не могла толкнуть его на такой шаг.
Размышления о несчастье с Крушинским неизменно приводили Петрова к тягостным воспоминаниям о гибели культуры гигантских филлофор. И опять начинались сомнения. Как будто кто-то нарочно подстраивал так, что на группу Смолина обрушивались удары — один за другим, в самые чувствительные точки, в самые ответственные для работы моменты. Крушинский утонул, не сообщив о сущности своего открытия. Культура гигантской филлофоры погибла в тот момент, когда только что определились благоприятные перспективы использования полиплоидных водорослей. Действительно, было похоже, что эти совпадения не случайны, что это дело чьих-то вражеских рук.
Вскоре после отъезда группы Смолина на Мурман Аркадию позвонили из местного управления МВД и попросили зайти к полковнику Колосову. Полковник оказался Сухощавым, малоподвижным человеком неопределенного возраста с тихим, спокойным голосом. Он невозмутимо, даже как бы скучая, выслушал путанный и сбивчивый рассказ Аркадия, задал несколько вежливых вопросов и задумался. Петров смотрел не мигая на его смуглое, словно пергаментное лицо, на глубокие залысины у висков, на пальцы — тонкие, по-видимому, очень сильные, которыми тот в раздумье переломил, не заметив, карандаш.
— Вы английский знаете? — опросил, наконец, Колосов.
— Да.
Полковник раскрыл ящик стола и вытащил тонкий журнал с цветной обложкой. Развернув журнал на заложенной листком бумаги странице, он протянул его Петрову.
— 'Мир… накануне катастрофы', — прочитал Петров заголовок статьи и удивленно поднял глаза на Колосова.
— Читайте, читайте. — Полковник кивнул ему, закуривая.
Аркадий легко читал специальные статьи в биологических английских журналах. Но этот текст ему показался трудным.
— 'Мировая экономика терпит серьезный ущерб от истощения мировых месторождений золота, — медленно вслух переводил Петров. Со времени открытия Америки (1493 г.) и до наших дней последовательно Бразилия, Россия, Калифорния, Австралия и Трансвааль занимали первые места по уровню золотодобычи. Добытое, главным образом в этих месторождениях, золото исчисляется округленно в один миллион тонн. Эта цифра, по-видимому, в настоящее время характеризует мировой золотой запас…'.
Петров пропустил несколько строк, пробираясь к смыслу статьи.
— '…Несмотря на лихорадочную разведку новых месторождений золота, следует признать, что золотой запас ненамного превысит цифру, характеризующую его современное состояние'.
Петров опять пропустил несколько строк.
— '…Как необходимое условие для участия в мировой торговле, золото продолжает сохранять значение основы мировой экономики. Хаос и разорение миру принесет с собой ликвидация золотого обращения, к которому призывают малые страны, лишившиеся золотого запаса после мировых катастроф 1914–1918 и 1939–1945 годов. Вместе с тем нельзя не отметить, что эти катастрофы в самом деле привели к огромному скоплению золота в немногих странах, которые, опираясь на свой золотой запас, монополизируют мировую торговлю и ставят в невыносимое положение экономику пострадавших держав. Пора принять меры и договориться на специально созванных международных конференциях о справедливом и равномерном перераспределении золота. Иначе всей нашей цивилизации грозит неслыханное потрясение!..'.
Петров пожал плечами и протянул журнал Колосову.
— Ну, что же. Песни эти нам давно знакомы…
Колосов поднял руку, как бы останавливая его:
— Вы посмотрите, что это за журнал.
Петров взглянул на обложку и прочел под красочным рисунком:
— 'Лондон-ньюс'.
— А вот вам американская газета. Читайте — я обвел красным карандашом то, что вам может быть интересно.
— 'Сенатор Белл выступил с заявлением, в котором призывал конгресс воздержаться от поддержки и финансирования больших научно-исследовательских работ, имеющих целью изыскать дешевые источники золота и, следовательно, в корне меняющие значение золота как мерила национального богатства. 'Пять миллиардов тонн золота из воды океана, сказал сенатор Белл, — не нужны Америке, обладающей почти всем мировым запасом драгоценных металлов'. В случае несогласия конгресса с заявлением Белла последний предлагает строжайше засекретить производимые работы, чтобы монополизировать их результаты в интересах дальнейшего процветания Америки'.
— Понятно? — спросил Колосов.
— Да, кое-что понятно, — растерянно ответил Петров.
— Ну, то-то же, — оказал Колосов. — У вас вопросов ко мне нет?
