бойцов своего правителя и с честью выполнили свой долг. Теперь они готовились умереть.
Одинокий всадник, видевший, что произошло с его соратниками, придержал коня, опасаясь приближаться к четверке индейцев, но отрезал им пути к отступлению. Гарсия с псом бежали к ним с другой стороны. В конце дороги появилось еще несколько всадников – часть отставших солдат, чьи лошади еще были в силах везти их на своих спинах. Остальные плелись где-то далеко позади.
Гарсия посмотрел на застывших в ожидании индейских воинов, затем на удалявшуюся спину краснокожего в шкуре ягуара и, яростно размахивая мечом, проскочил мимо дикарей к восседавшему на коне солдату. Он свистнул пса, злобно кидавшегося на отбивавшихся дубинками майя, без слов ухватил всадника за пояс и сбросил его с коня. Пока растерянный солдат поднимался с земли, испанец легко вскочил в седло, развернул коня и поскакал вслед за скрывшимся индейцем. Его не волновали четверо ожидавших боя чонталей, с ними разберутся спешащие на подмогу солдаты. Он наконец впервые увидел того, за кем так долго гнался. Сына правителя Акалана, несущего реликвию в Лакамтун. Именно его он должен перехватить и уничтожить.
Индеец, услышав топот лошадиных копыт, оглянулся и, поняв, что от погони не уйти, метнулся в сельву, продираясь через густые заросли. Он наверняка смог бы скрыться там, если бы не пес, чей чуткий нюх вел Гарсию за собой. Быстро ехать на коне сквозь чащу оказалось трудно. Ветви деревьев в этом месте росли так низко, что всаднику приходилось постоянно прижиматься к шее своего скакуна, чтобы не пораниться о торчавшие сучья. Пес скрылся из виду, убежав вперед по свежему следу, и через некоторое время испанец услышал его утробное ворчание. Пес настиг беглеца! Гарсия соскочил с коня и побежал на шум начавшейся борьбы. Рык, лай, затем снова громкое рычание, разносившееся по сельве на многие лиги[22] вокруг. Гарсия ускорил бег, мечом перерубая на ходу мешавшие заросли, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветви. К шуму борьбы примешался другой звук. Низкий, нескончаемый гул. Шум бегущей воды. Через минуту он выскочил на небольшую прогалину.
Индеец стоял на краю обрыва, держа в левой руке большой сверток, а в правой копье с костяным наконечником. Он так ловко орудовал им, что беснующийся пес никак не мог приблизиться к нему. Зверь прыгал из стороны в сторону, рычал, скалил огромные клыки, но все же не решался кинуться на свою жертву. Пес был слишком опытен, чтобы понимать опасность, исходившую от копья этого человека, но все ближе и ближе прижимал его к краю обрыва, в то же время избегая острого наконечника.
Гарсия свистнул пса, отзывая его от краснокожего, и присел на корточки, чтобы немного отдышаться. Бежать чонталю было некуда.
– Вот и пришло твое время, – скривясь в ухмылке, произнес испанец. Убивать индейца сразу он не хотел. Надо было сперва побеседовать с ним, да и не заслужил он того, чтобы умереть легко. Слишком много хлопот доставил.
Испанец внимательно рассмотрел своего противника. Ему было любопытно, кто же этот искусный враг, сумевший так долго и умело отбиваться от преследовавших его конкистадоров. Гарсия много сражался с дикарями, но так тяжело, как на этот раз, ему не приходилось никогда. Сильные противники всегда вызывали у него уважение, кем бы они ни были.
Индеец был молодым, от силы лет двадцати пяти. Его мускулистое тело покрывала замысловатая татуировка, на шее висела нитка нефритовых бус, а на плечи была накинута шкура ягуара. Он был босым.
Они некоторое время молча смотрели друг на друга, после чего индеец быстро что-то проговорил. Слов Гарсия не разобрал, но заметил сточенные в треугольную форму зубы дикаря, инкрустированные маленькими черными камнями.
За спиной послышались шаги, тяжелое дыхание, и из кустов вышел запыхавшийся солдат, чьей лошадью Гарсия воспользовался чуть раньше. Теперь дикарю противостояли два чужеземца и огромная, кровожадная собака. Силы были явно неравны, и надежды вырваться у него не оставалось. Загнанный краснокожий бросил копье в сторону, крепче прижал к груди сверток и смело прыгнул с обрыва.
Гарсия медленно подошел к тому месту, где только что стоял дикарь. Внизу, метрах в десяти бурлила широкая река, вспениваясь вокруг торчащих то там то здесь валунов, чьи стремительные воды уносили индейца вдаль, временами накрывая его волнами с головой.
Птичий гомон разбудил меня, заставив приоткрыть слипающиеся глаза. Ник сидел, завернувшись в одеяло, сторожа мой покой, а над его головой дралась стая маленьких попугаев. Чего не поделили между собой эти Божьи твари, так и осталось для меня загадкой, но орали они на всю округу громче любой сирены. Уже светало, и джунгли просыпались вместе со мной. Густой туман плотным покрывалом стелился по земле, а трава и листья блестели крохотными капельками росы. Прошедшая ночь оказалась настолько влажной, что наши одеяла отсырели. Солнце еще не выглянуло, не прогрело сельву своими жаркими лучами, и мы с Ником дрожали от холода. Пытаясь согреться, я встал, несколько раз присел, а затем начал отжиматься, приглашая Ника последовать моему примеру, но он лишь покачал головой и продолжил дрожать, накрывшись с головой одеялом.
Мы позавтракали, опустошив еще одну банку консервов, после чего собрались, вытащили мотоцикл на сакбе, снова замели следы и поехали дальше. О прочитанном в дневнике Брэда Честера я Нику рассказывать пока не стал. Слишком много было там странностей, чтобы отягощать ими его легко ранимую душу. Ему хватало постоянных ночных кошмаров, мучивших его еще с Кампече. Но теперь я знал, где мы сможем укрыться. Мы пойдем по пути Честера, благо, судя по его записям, для этого просто нужно было не сворачивать с сакбе, и она выведет нас к озеру Мирамар, посреди которого находится остров. Вот на нем, там, где много веков назад стоял город Лакамтун, мы и спрячемся. Едва ли кому-нибудь придет в голову искать нас в такой глуши. Главное добраться до острова незамеченными. Несмотря на удаленность от цивилизации, здесь можно наткнуться на людей, чего нам следовало всячески избегать.
И для этого в первую очередь надо было избавиться от нашего железного коня. Рассекая на нем по сельве, мы создавали много шума, оставляли много следов и передвигались слишком быстро, чтобы избежать случайного столкновения с людьми, которые, как и мы, могли вдруг воспользоваться сакбе. Идти пешком было сложнее, но такой поход позволял двигаться без шума, практически не оставлять следов, а при малейшей опасности юркнуть в чащу и переждать.
Когда слева от дороги вдруг послышался отчетливый шум бегущей воды, я крикнул Нику, чтобы он остановился, слез с мотоцикла и, продираясь через густые заросли, пошел в сторону все нарастающего гула. Вскоре шум вывел меня на край обрыва. Внизу, метрах в десяти, бурлила быстрая глубокая река. Именно здесь нам и предстояло расстаться с нашим верным, экспроприированным у полицейских мотоциклом. Ник некоторое время пытался спорить, и понять его было можно, поскольку ехать лучше, чем идти, но мне удалось убедить его в разумности своего предложения.
Нам потребовалось немало усилий, чтобы протащить огромный мотоцикл по чаще и буреломам до небольшой прогалины на самом краю обрыва и столкнуть его вниз. Тяжелая, блестящая в лучах солнца машина быстро пролетела в воздухе и с громким всплеском моментально ушла под воду. Ник склонился над краем и с сожалением посмотрел вслед исчезнувшему в реке мотоциклу.
