Великими Письменами Небесного Молота. Почти все — но не все!..»
— Очень хорошо… — проговорил Скар и печально улыбнулся. Все же погибший парень оставил свой след в истории Болотной Крепости. Кто знает, может быть, пройдет время, и люди узнают способ уничтожения Черного Косаря?
Он взял последний лист, исписанный Каем лишь наполовину.
«…Но как же Косарь противостоит заклинаниям, воздействующим на органы мышления или на нервы? — читал Магистр. — Эти заклинания ведь тоже бессильно стекают с панциря твари, словно вода… Моя догадка с видоизменением свойств панциря здесь не работает. Должно быть какое-то другое объяснение…»
На этом рукопись Кая обрывалась. Скар некоторое время рассматривал рисунки парня, которые нашел в самом низу стопки. Кай, ориентируясь, видимо, на записи Магистра и на рассказы болотников, попытался изобразить легендарную тварь. Рисунков оказалось довольно много, и некоторые были больше похожи на чертежи.
Скар помедлил немного, разглядывая человекоподобное существо, наглухо закрытое угловатыми щитами черной брони: могучие плечи, на которых топорщились ряды коротких, жутких на вид шипов, треугольную голову, лишенную шеи, узкую прорезь единственного глаза посреди того, что могло сойти за лоб. И мощные передние конечности, удлиненные двумя дополнительными суставами и заканчивающиеся страшными лезвиями, и впрямь напоминавшими косы…
Рисунки были выполнены теми же черными чернилами, которыми Кай делал записи. Скар подумал: если бы парень использовал цветные — вряд ли он нашел бы цвет, соответствующий окрасу панциря Черного Косаря. Панцирь твари, как утверждала легенда, только с первого взгляда можно было назвать черным — это слово вряд ли в полной мере подходило к истинному облику Косаря. Он был словно «окутан пеленой первозданного мрака, который никогда не знал солнечного света» — именно так звучали слова, рожденные более двухсот лет назад. И мрак этот был настолько глубок, что даже в самой темной ночи жуткая фигура монстра чернела непроницаемой тенью на фоне зыбкой
Он поднялся и покинул казарму. В коридоре его встретили. Новость, которую сообщили Магистру, заставила его кликнуть Арсака и поспешить к лестнице, ведущей во двор.
У ворот плотным кольцом стояли рыцари, оставившие свою работу. Болотники молчали, никто не сказал ни слова и тогда, когда подошел Скар, — перед Магистром рыцари расступились, и рядом с корзиной, которую использовали, чтобы при закрытых воротах доставлять в крепость болотников, он увидел двух рыцарей. Скар не сразу узнал в одном из них Герба.
Вид старика был ужасен. На окровавленном и закопченном лице поблескивал один глаз — на месте второго запеклась кровь. Борода была наполовину сожжена. Герб едва стоял, поддерживаемый двумя рыцарями; ноги его подергивались в коротких судорогах, губы прыгали, а короткие волосы стояли дыбом — это могло быть только результатом воздействия магической атаки, а на доспехах рыцаря виднелись следы от мощных ударов. Скар удивленно поднял брови: характер повреждений говорил о том, что Герба били мечом. Как такое могло быть?
Поодаль, раскинув руки, лежал Кай. К нему тут же кинулся Арсак, шедший следом за Магистром. Кирасы на парне не было — только рубаха, изорванная, испачканная грязью, кровью и копотью, но лицо его казалось неожиданно чистым, очень спокойным и очень белым. Слишком белым. Смертельная бледность заливала лицо Кая, и причину этого Скар определил сразу: в левой стороне груди парня торчала рукоять кинжала, вбитого точно и умело — прямо в сердце.
Заметив Скара, Герб дернулся всем телом и затряс головой, силясь выдавить хотя бы слово. Это удалось ему не сразу.
— М-магистр… — прохрипел он.
— Что произошло? — спросил Скар.
— М-магистр… Больше никого… все… п-погибли…
— Отнесите их в казарму. — Магистр понял, что в своем теперешнем состоянии Герб вряд ли сможет сообщить что-то важное. — Арсак! Немедленно займись…
«Обоими», — хотел сказать Магистр, но осекся.
— Немедленно займись сэром Гербом, — глухо договорил Скар.
Рыцари подхватили старика на руки, но он протестующе замычал. От страшного напряжения вскрылись его раны, ноги задергались, словно в сильном припадке, и он обвис на руках рыцарей.
— Ч-черный Косарь, — с великим трудом выговорил Герб и повернул голову в сторону бездыханного Кая.
— Черный Косарь? — переспросил Скар. — Вы встретили Черного Косаря?! Он убил Кая? Это скорбное известие, сэр Герб, но сегодня погибло более тридцати рыцарей… — Тут Магистр запнулся: что это с ним? Если Кай принял смерть от твари, откуда тогда взялся кинжал, торчащий в его груди? Такая простая мысль — и не могла прийти ему на ум раньше. Да и кое-что еще… Скар почувствовал удивление от странного, давно неиспытываемого чувства, что он ничего не понимает в происходящем: — Погоди… Ты ведь жив… А Черный Косарь никого не оставляет в живых. Ты сразил эту тварь?
— Н-нет… — промычал Герб. — Н-нет… Он… К-кай…
— Он сразил Черного Косаря?!
— Д-да… — выдохнул старик. — Я нес его… я спешил… — Герб закашлялся кровью. — Теперь вы… должны успеть…
— Успеть — что?
— Кай… Он ж-жив.
Магистр повернулся к Арсаку. Тот сосредоточенно ощупывал грудь и горло парня. От сильных нажатий тело Кая безжизненно трепыхалось.
— Он мертв, сэр Герб, — проговорил Скар.
Старик ничего не ответил. Он не мог больше держаться и наконец потерял сознание.
Эпилог
Весной Туманные Болота оттаивали, и освобожденный зловонный дурман поднимался из вязких топей, пропитывая теплый туманный воздух. Оттого туман в весеннюю пору казался гуще. Непривычно яркое после долгой зимы солнце подкрашивало его сверху нежно-розовым, а редкие лучики, сумевшие пробиться сквозь разбухшие ватные комья, выглядели призрачными струйками застывшего золотого дождя. Пожалуй, весной на Туманных Болотах было даже красиво.
Ранним утром трое путников вышли к Укрывищу. Двое из них были нагружены заплечными мешками: Герб, чье лицо наискось пересекала черная повязка, и Гар, в чьих волосах появились нити седины. Оба, в полном боевом облачении и при оружии, шествовали по бокам от какого-то человека — низкорослого, закутанного в замызганный дорожный плащ.
Возвращения рыцарей из большого мира ждали давно. Все, кто в тот момент был близ хижин Укрывища, вышли встречать их. Вернувшихся болотников шумно приветствовали, на ходу завязывая разговор. Маленького незнакомца — бледного и конопатого, смешно перепрыгивавшего через лужи и спотыкавшегося на кочках, — приветствовали тоже. Но никаких вопросов не задавали, пока что дружелюбно присматриваясь. Хотя, наверное, каждый хотел знать: кто это такой и зачем он здесь. Уж очень как-то… не к месту смотрелся здесь пришелец.
Кроме плаща, ничто не выдавало в нем путешественника. Он был безоружен, перекинутая через плечо маленькая сумка могла вместить разве только пару луковиц; сапоги, пошитые из хорошо выделанной кожи, не были приспособлены для долгих переходов и давно уже требовали ремонта; а выражение лица
