Храма истощилась с веками, да и вера ослабла и истерлась из многих душ, и сильных и слабых…
— Все верно, все верно, — прошептал Сын Неба, — я и сам много размышлял над тем, что ты тут жестоко и зримо преподносишь мне, мудрый брат. Значит, сардонары в самом деле верят в искупительную жертву своего божка, этого Леннара? Интересно, что будет с их сектой, когда станет известно, что их бог УЖЕ МЕРТВ?
— Но он же еще не умер. И подействует ли древний яд? И почему он, Леннар, отослал послов и велел им явиться через шесть дней? Я думаю, ему все сразу стало понятно. Хоть он и не убил их… Впрочем, к чему убивать? Если яд подействует на Леннара и его людей, то точно так же он убьет и наших жрецов… — Брат Алькасоол задумался и потом заговорил куда медленнее, слово за словом извлекая из своей обширной памяти: — Я нашел сведения о Камне Примирения, сосуде со смертью, в одной из памятных машин Академии… На тот момент я был первым, кто раскрыл эту запись: так сказала мне машина. Но был ли я единственным, кто прочитал запись об истинной природе древнего артефакта, что хранился в подземном схроне много веков? Впрочем, что гадать? — Брат Алькасоол потеребил мочку уха, тем самым успокаивая себя, и закончил: — В самом скором времени мы узнаем ответы на все вопросы.
На внешней лестнице, ведущей в покои Сына Неба, раздался дробный топот, он приблизился и взорвался грохотом распахнутой тычком двери, и в проеме показалась тучная фигура жреца. Его облачение сбилось с плеч, открывая мощные ключицы. Лоб и шея блестели от пота, и ярко сверкали обычно тусклые и малоподвижные глаза брата Геннаара, одного из трех Толкователей Первого Храма. Верно, произошло что- то действительно важное, раз первый Толкователь дал себе труд Доставить весть об этом своему духовному отцу.
Сын Неба поднял на него глаза и произнес:
— Ну что?
Переведя дыхание и смахнув пот с жирного раскрасневшегося лица, брат Геннаар выпалил:
— Дурные вести, пресветлый отец! Дурные! Какие-то мерзавцы взбунтовали народ, закинули слух, что служители Храма пустили мор, дурную хворь, которая выкосит всех. Злые языки говорят, что из-за нехватки провианта всему населению города не прокормиться и, дескать, братья-Ревнители с благословения жрецов и самого Верховного предстоятеля пустили заразу в город, чтобы уменьшить количество ртов, а сами частью заперлись в Храме, дворцах или отбыли прочь из Горна, якобы для продолжения войны с Леннаром. Всякое болтают, отец мой, но самое главное, что чернь взбунтовалась. Разгромили и сожгли два особняка, примыкающих к площади Двух Братьев, центральной площади города! Убиты трое Ревнителей и четверо Субревнителей! Правда, полегло до сотни бунтовщиков, но прочие не унимаются. Установлено, что зачинщики бунта — сардонары, еретическая секта, во главе которой Акил, в свое время изгнанный из Храма, и подлый Грендам, выдающий себя за пророка и прорицателя! Оба уже давно даны в розыск, а Акила едва не задержали, но он сумел вывернуться, при этом убил троих и тяжело ранил четверых стражников! Удивительно, просто удивительно и непостижимо! В городе множатся беспорядки, и унять бунтовщиков пока не может ни муниципальная стража, ни даже отряды Ревнителей, а ведь раньше хватало одного грозного вида братьев Храма, чтобы самая свирепая толпа рассеивалась и пускалась наутек!
Одним духом выпалив все это, Толкователь стал ожидать первой реакции главы Храма.
— Так… Ясно… Плохо, очень плохо, — медленно вымолвил Верховный предстоятель и бережно коснулся подушечками указательных пальцев сначала правого, а потом левого виска. — Неужели Ревнители никак не могут справиться с тупой толпой?
— Толпа толпе рознь, — отозвался брат Алькасоол, — толпа может быть очень хорошо направлена и заряжена соответствующими настроениями. И если бунт направляют именно сардонары, то дело серьезно… Долгое время еретики не решались на прямое противодействие Храму… Пробавлялись наскоками, набегами, проводили диверсии… Значит, пришло время. Гм… Они пустили слух об эпидемии? О том, что Храм применил амиацин… то есть Камень Примирения? Гм… Не исключено, что к этому приложил руку сам Леннар. Наверняка среди сардонаров есть его лазутчики. Я знаю почти наверняка… Скверно, сожри меня Илдыз!
— Ты полагаешь, брат Алькасоол, что сардонары могут действовать с ведома и при прямом участии Леннара? Но ведь они… но ведь он должен умереть от руки одного из них, как гласит их учение! Кроме того, сардонары нападали на Обращенных и…
— Это ничего не значит, — ответил бывший лазутчик, — вожаки сардонаров хотят власти, и они считают, что для достижения поставленных целей любое средство хорошо. А особенно — такое могущественное и действенное, как имя Леннара…
Глава пятая
В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ,
ИЛИ НЕМНОГО О ЖЕЛТОМ КВАДРАТИКЕ
Костя Гамов затряс головой и открыл глаза. Он был в холодном поту, а на затылке словно лежала, пережимая череп, чья-то тяжелая липкая рука. Ему приснился кошмар. Дядя, покойный дядя Марк, шел по радуге, держа в руке Костину голову, натянутую на кисть наподобие куклы из театра… Вокруг него сочными мазками было разбросано неверное сияние, то взрывающееся до ослепительного белого света, то бледно опадающее и затихающее, словно снятое с плиты молоко в алюминиевой кружке. Свесив голову с нар, Гамов увидел поднятую к нему похабную физиономию соседа снизу и услышал:
— Ну ты, б…. чмо!.. Че орешь? Мужики спят, а он там давит из себя!.. Ну? Усек, сука?
— Усек, — машинально ответил Гамов.
— Молодец, б…
Гамов снова закрыл глаза. Нет, наверное, все-таки не заснуть, как не мог он заснуть на протяжении вот уже трех суток — с тех самых пор, как произошел тот нелепый арест на даче. Сон… А есть ли он? Вот уже два дня и три ночи он не видит ни одного человеческого лица, да и можно ли считать за человеческие лица тот гуманоидный белковый материал, что злобно щерится с полок? Костя Гамов всегда был в определенной степени снобом, человеком, чрезвычайно четко очерчивающим свой круг общения. И вот теперь — такое… Дядя Марк, дядя Марк!
На допрос его больше не вызывали. Неизвестно по какой причине. Оставалось только гадать и прикидывать… Костя припомнил, что существует такой метод работы с подозреваемым: пытка ожиданием. Быть может, этот чудовищный следователь в самом деле попросту дожидается, пока клиент дозреет — или как это именуется в их профессиональном лексиконе?
— Курить нет? — вытягивая гласные, спросил сосед по нарам, хромой Степа, подозреваемый в пяти попытках грабежа плюс сюда же один автоугон.
— Нет…
Мысли Кости Гамова обратились к прошлому. Соседи по камере попались вполне приличные, насколько подобное слово вообще применимо к контингенту КПЗ — так что Константин мог предоставить себя размышлениям, почти не боясь быть потревоженным. Прежде всего он попытался сфокусироваться на событиях тех роковых дней, один из которых стал последним для его дяди, а для него, Кости, и не существовал вовсе, целиком погрузившись в цепкую трясину пьянства. Что он помнит? Откуда взялось это дикое наваждение, явившееся ему там, на даче, теплой осенней ночью; наваждение, сначала персонифицировавшееся в лице следователя Грубина, все столь же неуклонно маячившем перед глазами, а теперь разросшееся до обшарпанных стен КПЗ и обступившее его со всех сторон?
Дядя Марк… Костя вдруг обнаружил, что чрезвычайно смутно воссоздает в давшей течь памяти тот момент, когда Крейцер всплыл на горизонте его жизни. Даже события трех с половиной лет давности, о которых говорил следователь Грубин… Такое впечатление, что все это было не с ним, не с Гамовым. Да, Константин помнит, что у него возникли проблемы с законом по инциденту с этим несносным Васильевым, которого Гамов был готов убить сам, если бы кто-то заботливо не сделал это немного раньше, разрубив топором чуть ли не надвое. Да, еще и сейчас перед глазами мелькают, расходясь длинными рваными
