вареной свинины, уложенной между печеными темно-серыми хлебцами и пластинами кислого белого сыра. Эти многоэтажные нагромождения напомнили Хансену родную макдоналдсовскую кухню и разожгли аппетит, а американец, несмотря на худобу, был весьма прожорлив. Походный мешок Мазнока стоял у входа в палатку, так что порыться в нем с точки зрения воровской техники было совсем несложно.
У бедняги Хансена уже заплыл правый глаз, одежда была в буро-зеленых травянистых разводах, а помимо неразборчивых ругательств он плевался щедро окровавленной слюной. Кажется, справа во рту недоставало одного зуба. Мазнок торжествовал. Увидев своего подчиненного в позиции ликующего победителя, Костя Гамов принялся оттаскивать тушу десятника в сторону. Ему помогал китаец Ли Сюн и кто-то из природных ганахидцев.
Общими усилиями Мазнока удалось стащить с помятого, бледного, злого Хансена. Американец вскочил на ноги и, нащупав во рту унылый осколок зуба, заорал:
— Скотина, ублюдок, stinkin' shit, motherfucker! Что же мне теперь, из-за твоей вонючей жратвы без зубов ходить, как эти твои долбаные земляки? Может, ты мне своего дантиста порекомендуешь, засранец?
— Тише, тише, — увещевал его Элькан, — что вы так орете? В чем дело?
— Эта жирная скотина… Я американский гражданин! Я!.. Мне!..
— Боюсь, сюда не дотянется и упитанная лапа дяди Сэма, — печально сказал кто-то из землян.
— Ударил меня ногой! — не унимался Хансен, плюясь во все стороны кровавой слюной и щупая свой несчастный зуб. — Не знаю, где он шлялся, только у него все сапоги в какой-то вонючей грязи!
— В самом деле, — негромко сказал Элькан, а потом ему на глаза попалась и обувь Гамова, и стройные ноги Лейны в узких шнурованных сапогах…
Лейна взглянула на Гамова. У того были красноватые, припухлые от бессонницы глаза, в которых стояла темная, неосознанная тревога. Остаток этой ночи он проворочался в обрывках полубдения-полусна, время от времени впадая в дремоту.
— Поговорим после утренней поверки, — сказал Элькан.
В так называемой утренней поверке, включавшей в себя перекличку и торопливое поглощение утренней пайки, не приняли активного участия три человека: страдалец Хансен вообще отказался от еды, а у Гамова и Лейны были совершенно отсутствующие лица. Как будто их тут и нет. Уж конечно их занимали совсем не маслянистый питательный взвар и не волоконца бледного мяса с хлебцами, составлявшие завтрак, — и даже не фирменное мазноковское божотто, которое тот великодушно предложил всем товарищам по отряду…
— Вы ходили к Нежным болотам, — без предисловий начал Элькан, когда он и Лейна с Гамовым обособились от остальных в укромной рощице в сотне шагов от лагеря. — Можете даже не отвечать. Верно, у вас выдалась интересная ночь.
— Это верно, дядя Марк, — по-русски ответил Константин, — но вот только ты тоже много что от меня скрываешь. Ты вообще крайне скрытный человек. Только сейчас мы не в том положении, чтобы таиться друг от друга. Лейна вчера сказала, что у вас с ней общие цели, дядя Марк. Она, кажется, даже хотела рассказать, что это за цели, однако тут из болота вылезло милое существо, до крайности похожее на непомерно разъевшегося червя-гарегта. Ну и разговор не состоялся.
— Хорошо, — отрывисто сказал Элькан, — излишнее знание вредит, это я знаю по себе, но раз уж так все повернулось… Мы стоим перед большой кровью, Костя. Мор, бойня, страх. Сейчас уже понятно, что второй амиациновой эпидемии не избежать. Джинн выпущен из бутылки, как сказали бы на Земле…
— Эти страшилки я слышал уже много раз. Пугать не перепугать… Что дальше?
— У нас есть возможность найти пути к спасению, — заговорил Элькан. — Сейчас сложно разобраться, кто кому противостоит, кто на чьей стороне. Обращенные перебегают к сардонарам и наоборот, остатки разгромленного Храма во главе с разобщенными иерархами мечутся, банды, сколоченные всеми бывшими из разного сброда, шарят по землям Верхним и Нижним. Ничего. Этому недолго продолжаться. Появится один общий враг: эпидемия. Ее тоже можно направлять, но это задача совсем другого порядка, чем, к примеру, брать и разрушать города. Победит и выживет тот, кто победит Большой мор. И Нежные болота имеют к этому самое непосредственное отношение.
— Лейна уже говорила… Какое именно отношение? Ну дальше, дальше!
— Тебе никогда не приходило в голову, кто такие гарегги?
— Приходило, — тихо ответил Гамов. — Уж конечно приходило.
— Ну и?.. Попробуй сформулировать.
— Да что ты, дядя Марк, в самом деле? Ну форма жизни, существующая в симбиозе с крупными… с крупными млекопитающими.
— Не с млекопитающими, а именно с людьми. Гарегг в лошади или ином домашнем скоте — большая редкость. Интересно, правда? А все дело в том, что гарегг подогнан именно под условия человеческого организма.
— Что значит —
— Я хочу сказать, что гарегг не что иное, как саморегулирующаяся медицинская система, точнее, то, во что эта система эволюционировала за много веков. Гарегг — такое же творение Строителей, как и этот корабль. И жаль, что я, будучи современником Строителей, узнал об этом совсем недавно. Гарегг предназначен для оптимизации всех жизненных сил организма, мобилизации его резервов. Его применяли на опасных работах, — скажем, в открытом космосе или в иных экстремальных условиях. Система обеспечивала выживание тогда, когда это считалось невозможным до внедрения гарегга. Частичная регенерация утраченных органов, пять-шесть часов без кислорода, существование в высокотемпературном режиме, ну и так далее… Когда пятнадцать веков назад началась первая амиациновая эпидемия, гарегга попробовали применить как панацею… Далеко эти попытки не зашли. Медицинский центр, где велась вся работа по гареггам и их применению в деле излечения амиациновой эпидемии, был разгромлен мятежниками, сторонниками Купола. Все ученые и врачи убиты. Дальше уже по накатанному сценарию: техногенная катастрофа, и вот на месте медицинского центра — новая Язва Илдыза…
— Нежные болота, — утвердительно уронил Гамов.
Элькан кивнул.
— Эти сведения о рукотворных гареггах и о том, что на месте Нежных болот раньше существовал большой храм медицины, раскопал мой дядя Акил, — подключилась Лейна. — И…— Было видно, что она мучительно подбирает слова, что ее лексикона не хватает для характеристики новых, органически чуждых ей, девушке позднего Корабля, понятий.
Элькан пришел ей на помощь:
— Акил наткнулся на информацию о технологии тотальной очистки организма, но в силу своей научной и культурной ограниченности не сумел до конца понять и истолковать важность этого открытия. Собственно, он один все равно не сумеет воспользоваться знанием о том, что амиациновая лихорадка все- таки излечима. У него нет оборудования, нет специалистов. Специалисты и кое-какое оборудование есть у Обращенных, но, сам понимаешь, к врагу за помощью не идут. Хотя у меня есть подозрения, что кое-кто из Обращенных работает на Акила. В рядах Обращенных разброд и шатание, это известно всем. Утечка информации в такой ситуации не редкость…
— Панацея мутировала в гарегга? Хорошенькие шутки, — прокомментировал Гамов. — Да, мне известно, что болезнь не привязывается к гареггинам. Но выходит, гарегг еще и лечит?.. Значит, Леннар…
— …Заставил тебя проглотить личинку гарегга как лекарство. Как единственное средство от смертельного недуга. И сам… Насколько я могу оценивать его состояние заочно, у Леннара — вялотекущая «длинная» лихорадка, которую способен остановить и закапсулировать гарегг. Он принял единственно уместное в этой ситуации лекарство. И великодушно подлечил и тебя, пока ты ничего не понимал. И раз уж пошла такая пьянка, — продолжал Элькан на чистом русском языке, — скажу тебе, Константин, что недоговаривал тогда, в крепости Этер-ла-Винг: личинки, которые проглочены тобой и Леннаром, единобрюшные, так что теперь между вами установлена связь… Ты единственный, кто может почувствовать и выцелить Леннара — в буквальном смысле этого слова — нутром. Вот такая петрушка…
— Понятно… Гарегг очищает организм… А если вовремя его не извлечь, он вырабатывает свой ресурс и начинает отравлять тебя изнутри, ну и в конце концов убивает. Осталось понять, как эта штука
