Великодушные враги (Право на измену)

людьми, многие из которых, как ему было достоверно известно, торговали государственными секретами по обе стороны границы. К тому же он опасался, что, если останется в замке, может произойти то, чего так долго боялась его мать: он будет драться с Робертом Максвеллом.

Александр вспомнил о Джонет, о том, как она посмотрела на него тогда, в комнате матери. Она выглядела напуганной, и этот взгляд отрезвил его куда больше, чем слова Уоррелла. Однажды он уже подарил ей жизнь Мьюра, хотя она никогда об этом не узнает. Сегодня он сделал это снова.

Трудно было жить здесь, глядя на Джонет издалека, зная, что нельзя заговорить с нею запросто, по- дружески, как они говорили еще совсем недавно. Никогда больше им не суждено вместе смеяться, не- торопливо наслаждаясь каждым мигом, заниматься любовью, никогда больше он не почувствует, как ее тело содрогается от наслаждения в его объятиях. Она будет принадлежать кому-нибудь другому, подумал Александр, досадливо поморщившись, скорее всего Джону Гэлбрейту, насколько он мог судить.

Он невольно поежился и тяжело вздохнул, представив себе такую картину. Даже думать об этом было невыносимо. И все же для девушки это подходящая партия. Куда лучше, чем мог бы оказаться брак с ним, даже притом, что он ходит в любимчиках у короля.

Джон унаследует титул графа Уоррелла, к тому же он славный малый: тихий, спокойный, добрый. Даже по отношению к Александру он был настроен вполне дружелюбно, хотя не показывал этого явно. Да, для Джонет это будет хорошая партия. Александр не смог бы примириться с потерей, если бы речь шла о ком-то недостойном. Он только надеялся, что, как бы удачно все ни складывалось для Джонет, ему не придется быть свидетелем ее бракосочетания.

Какая-то суета внизу привлекла его внимание. По двору проходила женщина в сопровождении нескольких слуг. Порыв ветра подхватил капюшон ее плаща, откинув его назад и открыв точеный профиль, столь хорошо ему знакомый. Диана!

Александр бегом бросился к дверям, намереваясь перехватить женщину прежде, чем она исчезнет.

— Диана, погоди! — крикнул он, сбегая по ступеням во двор.

Она обернулась, ее плащ, как парус, вздулся на ветру. На лице у нее играла улыбка: она не сомневалась, что будет желанной гостьей! Это привело его в бешенство.

Диана подошла к нему, протягивая руку для приветствия.

— Ты удивлен?

Он вспомнил о том, что она сделала, как чуть было не погубила Джонет своими интригами. Ему стоило большого труда сохранить самообладание.

— «Удивлен» — это не то слово, которое приходит мне на ум, прелесть моя. После того что ты натворила, я готов свернуть тебе шею, черт бы тебя побрал! Ты же мне обещала! Так вот как ты держишь слово?!

Диана, запрокинув голову, рассмеялась, потом вновь встретилась с ним глазами. В них не было ни намека на раскаяние.

— Ты явно еще не был у себя, дорогой мой. Я вернулась с оливковой ветвью.

Она подошла к нему вплотную, схватила его за обе руки, в ее голосе зазвучали волнующие грудные нотки:

— Я его достала, Алекс! Я наплела кучу небылиц, и теперь мне придется из-за тебя лизать в аду раскаленную сковородку. Но я его добыла. Письмо к Вулзи у меня!

Александр заглянул ей в глаза, на языке у него вертелось множество вопросов, но все они казались несущественными. Только одно слово сорвалось с его губ:

— Где?

— Я отправила его с посыльным к тебе, как только приехала, вместе с самой слезливой и покаянной записочкой, какую мне когда-либо приходилось сочинять. Я надеялась, что это поможет нам поми- риться, — усмехнулась Диана. — Знаешь, нас с тобой столько связывает. Я никак не ожидала, что ты встретишь меня так неласково.

Александр глядел на нее во все глаза.

— Диана, любовь моя, ради такой оливковой ветви я бы тебя простил, даже если бы ты действительно продала меня Мэрдоку и французам!

И вновь раздался ее грудной, воркующий смех.

— Ты, конечно, обо всем догадался. Что ж, если это может хоть немного смягчить мою вину, готова признаться, что я раз двадцать, не меньше, меняла решение, прежде чем отослала Дугласу это письмо. Да, кстати, скажи мне, дорогой, где же твой осведомитель? У меня в доме или у Дугласа? Впрочем, я подозреваю, что у тебя есть верные люди и тут и там.

Александр со смехом подхватил ее и, подняв над землей, закружил по воздуху. Письмо у него в руках. Слава Богу, оно у него! Теперь предстоит кропотливо и нудно сличать почерки.

Однако отправная точка у него уже есть: те, кто был в Форд-Касле накануне Флодденского сражения, члены совета, отказавшиеся обменять это самое письмо на жизнь английского лазутчика.

А сейчас оно было в его руках.

— Давай-ка войдем вовнутрь и вместе взглянем на твою оливковую ветвь, — негромко предложил он.

Они торопливо пошли по переходам замка, не говоря больше ни слова. Оба были захвачены волнующим и пьянящим чувством: расследование загадочного преступления, занявшее чуть ли не полжизни, близилось к завершению. Александр постучал в дверь своей спальни, но его слуга не ответил.

Бросив озадаченный взгляд на Диану, он распахнул дверь. Лакей, прислуживающий ему теперь, когда Яков предоставил в распоряжение любимца свой замок, лежал на полу без сознания. На другом конце комнаты, у камина, Александр увидел Роберта Максвелла со скомканным листом бумаги в руке.

Затаив дыхание, Александр медленно вошел в комнату.

— Что вы здесь делаете?

Мьюр обернулся. За последний час он как будто постарел лет на десять.

— Читаю, — ответил он наконец.

Потом Роберт перевел взгляд на смятый листок, который держал в руке, и бросил его в огонь.

Одним прыжком Александр пересек комнату, но бумага в камине уже свернулась серым комочком пепла. Он опустился на колени, беспомощно глядя на огонь и чувствуя, как его охватывает уже знакомое ощущение бессилия и боли, то же, что и четырнадцать лет назад.

В комнате повисло напряженное молчание. Александр посмотрел на Мьюра и медленно поднялся с колен.

— Я убью тебя, — сказал он тихо. — Хоть раз в жизни отведу душу!

Граф Мьюр ответил ему странным, как будто затравленным взглядом.

— Кто?.. — видно было, что язык плохо повинуется ему. — У кого вторая половина этого… этого…

Александр почувствовал, что ему не хватает воздуха. Его осенила страшная догадка, а за нею следом нахлынул приступ неистовой, ослепляющей разум ярости.

— Ты, гнусный вонючий ублюдок! Это был ты? Все это время… Это же был ты?

И он бросился на врага.

Что произошло дальше, Александр отчетливо вспомнить не мог. Когда он пришел в себя, стул был опрокинут, Роберт Максвелл лежал на полу с разбитым и окровавленным лицом, а сам Александр пытался его задушить. Его руки тоже были в крови.

— Прекрати! Алекс, Бога ради, остановись, опомнись! — кричала Диана, безуспешно пытаясь его оттащить. — Ты не можешь просто так его убить, он же граф! Они тебя повесят, дорогой мой. О, Алекс, ради всего святого, остановись!

Он закрыл глаза и судорожно перевел дух. Исступленная ярость начала стихать.

— Ты права, — с трудом проговорил Александр. — Это слишком просто. Он так легко не отделается.

С этими словами хозяин Дэрнэма заставил себя подняться с пола. Его трясло как в лихорадке, он с удивлением отметил, что едва держится на ногах. Пришлось прислониться к стене.

— Выброси его вон отсюда! — закричал Александр, чувствуя, как тошнота подступает к горлу от