улегся на койку. – Времени у нас не будет анализы делать.
Он отвернулся к стене и через минуту захрапел.
Дик пошел искать, где расселили женщин, – организм после нервного напряжения схватки требовал расслабления, а Сандерс считал, что лучший вид расслабления – общение с женщиной. К Карен его, однако, не пустили. Корабельный медик встал грудью перед их каютой, сообщив, что бедные дамы находились на грани нервного срыва, а потому он всем прописал успокоительное и они спят. Делать было нечего, и Сандерс, заглянув в кают-компанию, пропустил с капитаном Мерсероном и капитан-лейтенантом Жилмаром по стаканчику и отправился спать…
Утром они уже висели на орбите Хлайба, потом последовали проводы, и вот сейчас Сандерс наблюдал, как поворачивается в иллюминаторе челнока шар планеты. Почти всю поверхность скрывали облака, и лишь справа сквозь рваное одеяло туч проглядывали скалистые горы и подступающий к ним океан.
Челнок вошел в облака, и пилот передал управление автомату – их вели на радиоприводе. Прослойка облачности, как оказалось, была тонкой – всего футов триста. Внизу Сандерс разглядел пять огромных башен, словно пальцы руки торчавших из нижнего слоя облаков. Через несколько минут им предстояло встретиться с послом Содружества на Хлайбе. Вилкинсон при последнем инструктаже, проходившем без русского, предупредил Сандерса, что посол – тот еще тип, хотя дело знает и, кроме него, помощь оказать никто не сможет. Ян Уолш, несмотря на свои финансовые махинации, имел некоторый вес в высшем обществе Хлайба, и напрягать с ним отношения не стоило ни в коем случае.
– У него рыльце в пушку, к тому же он живет с проституткой. Улыбайся сколько угодно, но к человеку, который пятнадцать лет продержался в такой клоаке, как Хлайб, следует отнестись с максимальным уважением, – наставлял Вилкинсон Дика. – У нас, конечно, есть чем его прижать, но перегибать палку не стоит. Как говаривал старина Аль Капоне, добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем одним пистолетом…
Челнок снизился, и Сандерс подивился размерам башни – квадрат крыши, со стороной никак не меньше тысячи ярдов, казался нормальным летным полем. Как бы подтверждая это, чуть в стороне от посадочной полосы стояли выстроенные в линейку глидеры гражданского образца. Башенка управления полетами возвышалась в дальнем углу поля, а рядом с необычайно длинной по стандартным меркам разгонной полосой, отсвечивая мутными стеклами, притулился бетонный бункер.
Челнок завис над площадкой, двигатели смолкли, и Сандерс поднялся, загадав, что если Уолш ему понравится – все будет в порядке. Полубой прошел к выходу, привычно придерживая семенящих на шлейке риталусов.
Распахнулся люк; чмокнув, присосался к бетону трап, и на Сандерса вперемежку с водяной пылью обрушился поток ни с чем не сравнимых запахов. Пахло ржавчиной, болотом и прокаленным асфальтом одновременно, а над всеми ароматами царила неповторимая сероводородная вонь. Замерев на секунду, Дик спустился по трапу. Влажный ветер вмиг растрепал прическу, и Сандерс поморщился – ему хотелось предстать перед послом аккуратным и собранным.
Позади процокали по трапу когти риталусов, и Полубой встал рядом с Сандерсом, исподлобья оглядывая безлюдное поле.
– Кажется, нас должны были встретить?
– Кажется, да, – согласился Дик, чувствуя, что Ян Уолш ему уже не нравится.
В бетонном бункере распахнулась низенькая дверца. Две несуразные фигуры в длинных не то плащах, не то балахонах двинулись к челноку. Впереди шествовал невысокого роста толстяк – плащ обтягивал солидное брюшко, как полиглас каркас дирижабля. За ним семенил высокий, чтобы не сказать длинный, и худой мужчина, в вытянутой над головой толстяка руке удерживающий громадный зонт. Зонт трепетал от порывов ветра, то складывался веером, то раскрывался парашютом, и оставалось только удивляться, как он не унесет длинного прочь с крыши и не обрушит вниз, в туман и облака, укрывшие безобразие Хлайба от нескромных взглядов.
Можно было пойти навстречу, но Сандерс предпочел подождать. В конце концов, он не мальчишка какой-то и инструкции, выданные послу, знал наизусть – оказывать всемерное содействие, а тот, видите ли, от дождя прячется. Разве это дождь? Так, мерзость какая-то моросит с неба.
Толстяк приблизился, и Сандерс увидел, что он лыс, как яйцо псевдожирафа с Перкантории. Был как-то Сандерс на этой милой планете. Решил неизвестно почему – может, временное помешательство настигло – поохотиться на модную дичь. Дичь придавила местного егеря в первый же день и гоняла Сандерса по пескам две недели, пока за ним с орбиты не прислали спасательную капсулу. На память о собственном безумстве он прихватил с планеты яйцо самой зубастой и неистовой твари, которую он видел, по недоразумению названной жирафом, пусть и псевдо. Ничего круглее и глаже он в жизни не встречал и вот теперь встретил. Именно такая гладкая и круглая голова была у чрезвычайного и полномочного посла Содружества на Хлайбе, Яна Ч. Уолша-младшего. Посол внимательно посмотрел на стоящих рядом Сандерса и Полубоя и безошибочно – столько лет на дипломатической службе что-нибудь да значат – обратился к Дику:
– Добро пожаловать на Хлайб, мистер Сандерс.
Рукопожатие у него было энергичным, хотя ладонь, как и предвидел Дик, оказалась пухлой и влажной.
Говорил посол в нос, и, присмотревшись, Сандерс понял, почему он гундосит – в носу у посла находились биологические фильтры. «Вот гад, – разраженно подумал Дик, – сам предохраняется, а нас что, за людей не считает?» Тем не менее он расплылся в счастливой улыбке.
– Рад приветствовать вас, господин посол.
– О-о, никаких званий, прошу вас. Вы мои гости! – Уолш прямо лучился радушием.
– Позвольте вам представить моего коллегу: мистер Полубой, подданный российского императора.
– Рад, – просиял Уолш, – сердечно рад!
– Угу, – сказал Полубой.
– Это, господа, мой секретарь, но прошу, пройдемте вниз. У меня жуткая аллергия, я на свежий воздух без фильтров никогда не выхожу. Для вас он безвреден, хотя и не напоминает французский парфюм – ветер с запада, а там у нас сплошные болота, гниют круглый год. – Продолжая тараторить, Уолш двинулся к бункеру, поминутно оглядываясь на гостей, будто опасаясь, что ветер с болот сдует их с крыши башни.
Сандерс мысленно поставил себе «неуд» – фильтры в носу посла объяснялись просто, и может быть, он не такой уж плохой, хотя и способен, по первому впечатлению, заговорить собеседника насмерть. Секретарь, напротив, был молчалив. Здороваясь, он кивнул одному и другому гостю. Даже не столько кивнул, сколько выдвинул вперед массивную челюсть, словно боялся, что, наклонив голову, нелепо торчащую на длинной тонкой шее, он больше никогда не сможет ее поднять.
– У меня есть инструкции относительно вас, господа, – говорил тем временем Уолш, – но вам придется зачитать их мне.
– Я в курсе, господин посол…
– Никаких «господин посол», прошу вас! Просто Ян.
– Отлично, тогда просто Дик.
– Касьян.
– Очень, очень приятно. Сейчас мы обмоем встречу, а заодно и продезинфицируем организм, – пропел Уолш, приглашая гостей в лифт непомерных размеров, состоящий, казалось, из сплошных зеркал, – кто его знает, что там нынче гниет на болотах, хе-хе-хе…
Лифт рухнул вниз, голова секретаря, как поплавок, нырнула в плечи и вынырнула обратно. Уолш отчетливо клацнул зубами и поморщился.
– Никак не привыкну, – гнусаво объяснил он, – если едешь верх, то от перегрузки обгадиться можно, а если вниз – обед к горлу подкатывает.
Они вышли на четыреста семидесятом этаже. Посол покатился вперед, показывая дорогу, секретарь нырнул в какую-то комнату по дороге – видимо, он был нужен Уолшу, только чтобы держать над ним зонт.
В офисе посла можно было устраивать танцы: огромное помещение было обставлено минимумом мебели, окна от пола до потолка выходили на облачную равнину, розоватый паркет приглашал ангажировать какую-нибудь даму на тур забытого, но от того не утратившего своего очарования вальса.
