Виктория подсела на кровать к Сандерсу, нащупала пульс. Он был слабый, но ровный, и дыхание спокойное, без одышки. Видимо, заряд парализатора задел Дика по касательной.
– Почему вы не убили Алекса? – спросила Виктория, посмотрев на Полубоя, который устроился в продавленном кресле.
– Не успел, – мрачно ответил мичман.
– Не хотите говорить – не надо, но я видела, что стоило вам пошевелить рукой – и он был бы мертв. Что будем делать?
– Отдыхать, – отрезал мичман, – а утром пойдем в Развалины. Кстати, мы видели Разиню Якобса.
– Что он сказал?
– Чтобы вы забрали его и перенесли в Гной. Мол, там его кто-то вылечит. Впрочем, с ним Сандерс говорил, вот его и спросите.
Виктория устроилась на трех стульях. Людвиг принес ей надувную подушку и плед с электроподогревом. Подогрев не работал, но сам плед из шерсти таирского мериноса был очень теплым. Ее знобило, и следа не осталось от эйфории, охватившей ее в башне. Глаза слипались, и в конце концов она задремала под перестук инструментов, которыми Людвиг обследовал глидер.
– Эх, хороша тачка, – бормотал он себе под нос, осматривая висящую на цепях машину. – Слышь, Касьян, – вполголоса позвал он, – не спишь?
– Нет.
– Откуда глидер-то?
– Взаймы взяли у Сигевару, – буркнул Полубой. У него тоже глаза закрывались помимо воли, но заснуть он никак не мог – напряжение схватки не отпускало. Кроме того, бок зудел, будто кто-то ползал под кожей.
– Хе-хе-хе, – рассыпал старик мелкий ехидный смех. – А на кой он вам?
– Взорвем к чертовой матери. Люблю фейерверки.
– Хе-хе… Шутишь? А продайте мне, а? Денег, правда, нет, но как заработаю – отдам.
– Забирай.
– Правда? – Людвиг хлопнул себя по тощим ляжкам, метнулся к холодильнику, достал бутылку фирменной и налил в два стакана.
Полубой, прикрыв один глаз, молча наблюдал за ним. Людвиг поднес ему стакан и умильно заглянул в глаза:
– А цену какую спросишь?
Полубой, кряхтя, выпрямился в кресле, взял стакан, чокнулся с Людвигом и залпом проглотил настойку.
– Ящик консервов, – ответил он сдавленным голосом.
Людвиг выпучил глаза:
– Не врешь? Глидер тысяч восемь с половиной, а то и девять стоит!
– Не вру. Все, отец, дай поспать. – Полубой снова развалился в кресле и закрыл глаза.
Людвиг накрыл его драным пальто, допил свой стакан и решительно направился к глидеру.
Сандерс очнулся почти в полной темноте. Последнее, что он помнил, была ослепившая его вспышка парализатора. Он рывком сел на постели, огляделся. Рядом в кресле похрапывал Полубой, на стульях спала накрытая пледом Виктория. Или Вера? Или Паулина?.. Решив разобраться с этим вопросом позже, Сандерс поднялся. В теле была неприятная слабость, кроме того, он ощущал зверский голод.
Неподалеку на цепях висел глидер с открытыми дверцами, капотом и багажником. Из кабины доносились гнусавое пение и негромкий стук. Сандерс подошел поближе и заглянул внутрь.
– Во! Как живой! – увидев его, воскликнул перепачканный смазкой Людвиг. – Очухался? Ну и молодец.
– А ты чего, разбираешь его, что ли? – спросил Сандерс.
– Ограничители снимаю, – пояснил Людвиг. – Хозяин у него дурак был. Как летал – непонятно.
– Слушай, пожрать есть чего-нибудь?
– В холодильнике консервы. Если хочешь, фирменная там же стоит.
Сандерс вскрыл первую попавшуюся банку, в которой оказались бобы с мясом, подумал, плеснул треть стакана настойки, проглотил и навалился на консервы. Он уже почти прикончил банку, когда на стульях зашевелилась Виктория.
Посмотрев на Сандерса, она улыбнулась:
– У тебя фасоль на подбородке.
Сандерс вытер ладонью лицо.
– Привет. Как себя чувствуешь?
– Не очень, – поморщилась она. – А ты?
– Слабость. Сколько я валялся, а главное, как мы сюда попали?
– Людвиг привез. – Виктория встала, закинула руки за голову, поправляя волосы. – Мы с твоим другом тебя на двух антигравах с башни спустили. Чуть не гробанулись. А спал ты три с половиной часа. Людвиг! – крикнула она.
– Чего? – Старик наполовину высунулся из кабины.
– Душ у тебя имеется?
– А как же, – ответствовал тот, – как дождь идет на улице, так с крыши льет как из ведра.
– Ну-у… – Виктория обиженно выпятила губы и напомнила Сандерсу ту девушку, которую он знал во время отпуска. – Хоть вода есть?
– Во-он в том углу кран со шлангом. Шланг на гвоздь повесишь – будет тебе душ. Вода из бака, из соседнего дома – я провел. Освежиться решила?
Виктория вспомнила, как ее лапал Уэйнстейн, как бежали по спине струйки пота во время ментоскопирования, и кивнула.
– А одежды у тебя случайно нет?
Людвиг вылез из глидера, порылся в шкафу и достал плотно упакованный сверток.
– Вот, мне уже не пригодится, а тебе впору будет. Может, чуть великоват, хотя он контурный. По фигуре съеживается.
Девушка взяла сверток и направилась в угол, куда показал старик.
– Только не подсматривать, – предупредила она, не оборачиваясь.
Сандерс достал из холодильника бутылку воды, отпил глоток и вздохнул. На Ривьере они принимали душ вместе…
Послышался плеск воды и визг Виктории.
– Людвиг, старый ты хрен! Вода холодная!
– А как я тебе ее подогрею? На костре, что ли?
Сандерс усмехнулся. Да, госпожа баронесса, это вам не то, к чему вы привыкли. Хотя как полевой агент она, видимо, привыкла ко многому. И стаж у нее не многим меньше, чем у него. Надо же, не планета, а рассадник шпионов. Содружество, Фионимар, русские, и напоследок тот, кто сидит в Развалинах. Интересно, что ответит Контора на его запрос, который он отослал с компа Уэйнстейна? Если Уолш передал его сразу, то утром должен прийти ответ.
– А полотенце есть? – снова крикнула Виктория, перекрывая шум воды.
– Что ж такое! – Людвиг выбрался из глидера и достал из шкафа рваное банное полотенце. – Поработать спокойно не дадут.
– Давай я отнесу, – сказал Сандерс.
Людвиг подозрительно взглянул на него и погрозил пальцем:
– Ты гляди там… не очень-то.
– Ты, Людвиг, знай себе в железках ковыряйся, – в сердцах сказал Сандерс, отобрал полотенце и зашагал к Виктории.
Если в углу, где у Людвига была оборудована комната, был хоть какой-то свет, то здесь приходилось продвигаться почти на ощупь. Сандерс остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Постепенно он стал различать впереди, под струей воды, обнаженное тело Виктории. В горле пересохло. Сейчас он видел даже полоски от купальника. Надо же, загар еще не сошел… Он замер в неуверенности, не зная, на
