неглубокой нише устроен полу-очаг-полу-'камин'. Не думаю, что такие хижины где-то принято строить, скорее, это личное изобретение хозяина, и оно вызывает мое восхищение.
Оглядываюсь на Воя. Нет, я не ошиблась с выбором мужа, вот только его состояние категорически нельзя назвать нормальным. Вой стоит, опираясь рукой на столб, поддерживающий гамак, у стены и, хмурясь, медленно переводит взгляд с одного предмета на другой.
— Ага. Вон он где… достать… и повесить.
— Ты о чем?
— Второй гамак, вот он… лежит.
— Залезай в свой, тот сама повешу.
— Да. Только сперва положить надо… — он выпрямляется во весь свой немалый рост и осторожно складывает на широкие плетеные же 'полати' под крышей волчий череп и ритуальный нож, отодвигая в сторону какие-то шкуры и тыквенные фляги. — Слушай меня, женщина. К тому, что лежит здесь — не прикасайся!
— Ладно. Я туда и не дотянусь — ростом не вышла.
— И хорошо, и не пытайся — запрещаю. А я сейчас немного отдохну. Совсем чуть-чуть… — Вой, покачиваясь, делает несколько шагов, хватается за гамак и заваливается внутрь. Очень предусмотрительно повешен, невысоко.
Пристраиваю второй гамак рядом. Как повесить? В паре шагов или совсем впритык? Ведь это тот же вопрос, и на него надо ответить прямо сейчас. Либо оставить его спокойно отоспаться, либо немедленно приучать к себе. Ну и? Можно подумать, я вправду выбираю… На самом деле давно выбрала, остальное так — отговорки. Вешаю гамак вплотную.
— Вой, а ты умел забирать силу?
— Умел. Я же шаман…
В местных верованиях считается, что силу можно пить, как воду ртом. А женщины могут вдвое больше, по потребности, еще и 'нижним ртом'. Отдает же силу человек через 'то, что дарит': мужчина — через член, женщина — через груди. Потому при обычном сексе мужчина всегда отдает, а женщина — забирает. Но можно и вернуть. Надеюсь, у Волков такие же верования; сколько в них правды — неважно, вера сама по себе чудеса творит.
— Ну раз шаман, тогда забирай.
Влезаю поперек гамаков так, чтобы груди оказались поближе к его лицу.
— Ты что делаешь?
— Моя сила, что хочу, то и делаю, — я сгибаю руки в локтях и опускаюсь над ним, — ну! Бери!
Вой не заставляет просить себя трижды, вытягивает губы и присасывается к груди, даже прикусывает (внизу живота сладко замирает), прижимает меня к себе одной рукой, а другой с силой проводит вдоль живота и легко разводит мои ноги. Я не против…
Наслаждение пришло острое и неожиданное, как боль, распустилось внутри огненным цветком, и отхлынуло, так же внезапно. Вой лежит, расслабившись, а глаза блестят — понравилось, видать.
— Что теперь? — смотрю на него, улыбаюсь. В хижине темно, наступил вечер.
— Теперь… хорошо. Еще бы поспать. — Он зевает и тоже улыбается.
— Спи, — скатываюсь с него, спрыгиваю с 'двуспального гамака'.
— А ты?
— Гляну, где тут удобные кустики, пока совсем не стемнело, и приду.
Выскальзываю из хижины в вечернюю прохладу. Не знаю, что такое он 'взял', но сна ни в одном глазу. Спускаюсь по трапу. И это здесь я какой-то час назад еле ползла? Похоже, при свадебном обряде соединение наше было не 'излишним', а наоборот — 'незавершенным'. А теперь все завершилось, к обоюдному удовольствию.
Иду в поселок, к общему костру. Молодые охотники слышны далеко и взбудоражены, разговор идет на повышенных тонах. Говор у них очень музыкальный. Даже ругань звучит напевно. Интересно, принято ли у Волков петь? В нашем племени до сих пор не было таких обычаев…
— Нет, отец. Я этого так не оставлю! Вы для Волчьего Воя жену нашли, а мы?! Где моя Агутя?! Где жена для него… или вот для него? Мы требуем…
Я вхожу в освещенный круг, взволнованная речь молодого охотника обрывается. Все смотрят на меня. Затягивающуюся паузу прерывает вождь:
— И чего же ты требуешь?
— Ее! Она добыта в набеге. Я требую пустить ее по кругу, и только потом… может быть, отдать кому-нибудь в жены.
— Или еще раз пустить, а потом еще… — кому принадлежит этот голос за дымом костра, я не могу рассмотреть. Да и неважно. Волчата нашли овечку. Присаживаюсь на бревно в луже света, обвожу собравшихся внимательным взглядом, заглядывая каждому в глаза. Гомон смолкает.
— А знают ли молодые волчата, что значат слова Жертвенный Жених?
Недоуменное молчание у костра. Отвечает вождь:
— Не знают. Не приходилось им слыхать о таком.
— Расскажи им, волк. Чтобы не говорили таких… глупостей.
— Расскажу. — Молчание. Треск сгорающих сучьев. — Если в набеге побежденное племя хотят уничтожить совсем, надо найти и перебить всех мужчин. Это сложно. Многие могут быть далеко, на охоте. А еще того же достигают, если лишить племя шамана. Убивший открывающего пути духов обречен — он никогда не попадет в мир предков. Это — Жертвенный Убийца. Кому им быть — кидают жребий. Как только он совершит свое дело, соплеменники сразу убивают его, поскольку он проклят, и может навлечь беду на все племя. Жертвенного Убийцу выбирают редко, когда уж совсем не выходит по-другому. Если же у побежденного племени шаманка, 'говорящая с духами', есть еще один выход — сделать ей ребенка. Тогда выбирают Жертвенного Жениха. Он сохраняет вход в мир предков, и его обычно не убивают. Считается, что проклятие шаманки при насилии слабее предсмертного и для племени не опасно. Но сам Жертвенный Жених обычно живет совсем недолго…
Он помолчал. Слышно было, как сидящий неподалеку от меня волчок посопел и завозился, отодвигаясь.
— Ну как, ребята, по-прежнему хотите пустить Пуму по кругу? Не забыли, пока она не родит, шаманская Сила при ней?
— Почему ты никогда об этом не рассказывал?! — голос охотника похож на испуганный взлай.
— Зачем?
— Но… получается, когда Волчий Вой предложил Пуме выбирать мужа, он предлагал нас в жертву? Всех нас!
— Одного. Подумайте, если есть чем, какой у него был выход? Туманная Анаконда — Старейшая. Она сильнее нашего покровителя. Мы могли только надеяться задобрить ее жертвой. Можем… — вождь посмотрел мне в глаза: — Скажи, Пума, жив ли наш 'говорящий с духами', которого ты выбрала в мужья? Или ты выбрала его, чтобы лишить нас?.. — он не договорил. Его неподвижное лицо походило на трагическую маску.
Поразмыслив немного, я ответила с приличествующей случаю торжественностью:
— Жив. Я не налагала проклятия.
— Но могла. После обряда он потерял всю свою Силу. Я видел.
— Я вернула ее… — подношу руку к груди, обращая внимание собравшихся на синяки вокруг сосков. Вождь меняется в лице от удивления, а потом напряжение 'отпускает' и становится видно, как он немолод и очень устал. Устал бояться за шамана? Друга? Пожалуй, все-таки друга.
— Благодарю тебя, Пума. И… можешь называть меня просто Зуб.
Волчий Вой.
23 день 13 луны 10903 круга от н.м.
