которому я всегда доверяю, заставлял прятать слезы. Не думаю, что я была тогда способна сознательно обдумывать опасность положения, когда моя упрямая глухая самооборона превратилась в угрозу. Со вчерашнего дня я знала, что придется сказать ему правду. Обсуждать ее над бесчувственным телом дедушки было невозможно, будто считать его уже мертвым. А теперь, даже если я была готова выразить все словами, сделать это стало еще труднее.
Я никогда не узнала, что он собирался сказать. Где-то внизу хлопнула дверь, и раздался топот бегущих ног. Кон остановился, прислушиваясь, я смутно подумала, что, может, Лиза как-то догадалась, что случилось. Но разве она бы побежала так? Никогда не видела, чтобы Лиза спешила… как-то это на нее не похоже, даже если бы он много для нее значил… Юлия, конечно, это должна быть она. Я прижала кулаки к вискам и попыталась унять слезы, успокоить мысли. Юлия бежит, слишком поздно, и через секунду придется поднять лицо…
Шаги простучали по холлу, по лестнице. Даже через стены и двери слышно было тяжелое всхлипывающее дыхание. Она схватилась за ручку двери, ручка тряслась, поворачиваясь. Я резко подняла голову. На лице все еще были слезы, но я ничего не могла поделать. Новое испытание. Кон наконец-то отвел от меня глаза и смотрел на дверь. Она широко распахнулась — так не входят в комнату больного — и вбежала Юлия.
Должно быть, она так стремительно покинула темную струящуюся ночь, что ее глаза не привыкли к свету. Секунду я думала, что она врежется в кровать, и начала подниматься в смутном движении протеста. Но Юлия, задыхаясь, остановилась. Паническая спешка не имела никакого отношения к дедушке. Она даже не взглянула на него. Дикое лицо, ненормальные глаза, схватилась за спинку стула, и будто только этим удержалась от падения. Ее волосы и плащ промокли, так потемнели от дождя, что я не сразу поняла в тусклом свете, что плащ был и грязным. Веселенькие босоножки тоже были в грязи, грязь кляксами покрывала ладони и запястья, мазок грязи был и на лице. Румянец горел на щеках, как нарисованный. Она дико смотрела то на Кона, то на меня и пыталась отдышаться, чтобы заговорить. Ее глаза, раскачивающаяся голова… Больно смотреть. «Аннабел… Кон… Кон…»
Атмосфера комнаты и то, что Лиза, возможно, успела ей сказать, не победили ее напора. Раз она обратилась к Кону, случилось что-то серьезное.
«Юлия! — Мне захотелось защитить ее. Я встала между ней и кроватью. — Дорогая! Что случилось?»
Но она что-то почувствовала в моем движении. Впервые взглянула на деда. Я увидела шок на ее лице, как камень ударяет в человека, уже сбитого с ног. Она качнулась, прикусила губу и сказала, как ребенок, ожидающий наказания: «Я не знала, Аннабел, не знала».
Я обняла ее. «Да, дорогая, очень жаль. Это случилось всего несколько минут назад. Это было очень неожиданно, и он был вполне умиротворен. Потом расскажу… Если что-то еще произошло, лучше скажи сейчас. Что такое? Что-то не так».
Она дрожала, пыталась заговорить, но только прошептала: «Не могли бы… пожалуйста… вы с Коном…»
Было очевидно, что она еще не пришла в себя. Я заговорила через ее голову, подчеркнуто нормальной спокойной интонацией и как можно небрежнее: «Кон, тебе лучше спуститься и сказать Лизе, а потом можешь позвонить доктору Вилсону? И, если можно, принеси бренди, похоже, Юлии это нужно. Юлия, не оставайся здесь, иди в свою комнату…»
«Телефон не работает», — сказала Юлия.
«Не работает?»
«Так Лиза сказала. Отключился недавно. Она пробовала. Это девичий виноград. Когда дерево упало…»
«Девичий виноград?» — спросил Кон.
Я ответила: «Старый дуб у ворот. Мы слышали, как в него молния попала. Это неважно. Юлия…»
«По звуку было ближе. Ты уверена…»
«Его разбило, расщепило на две половинки. — Голос Юлии звучал выше, чем обычно, но ничуть не удивленно, будто мы ей задавали совершенно нормальные вопросы. — Половина упала на домик у ворот. Рухнул остаток крыши, стена и…»
«Там нигде поблизости нет телефонных проводов, — сказал Кон. — если это все, то в действительности почти ничего и не случилось».
Я рявкнула: «Заткнись, это что-то важное. Продолжай, Юлия. — Я легонько ее встряхнула. — Юлия! Кон, ради Бога, принеси бренди, девушка собирается упасть в обморок».
«Здесь есть бренди». Он подошел к прикроватному столику, раздался плеск наливаемой жидкости, и он вручил мне рюмку.
«Выпей! — Я прижала дедушкину рюмку к ее стучащим зубам. Кон натянул простыню на дедушкино лицо. — Юлия, соберись. Что случилось? Это имеет какое-то отношение к девичьему винограду? Вы что, были около ворот, когда… О Господи, Кон, она как раз ехала, когда оно падало… Юлия, это Дональд?»
Она кивнула и продолжала кивать как кукла. «Он там внизу. Под ним. Дональд. Дерево упало. Оно разбилось на две части…»
«Он умер?» — спросил Кон.
И опять его тактика сработала лучше моей. Юлия дернулась и уставилась на него, ответила, вполне разумно: «Нет, я так не думаю, но он ранен и не может вылезти. Нам пришлось пойти… Мы были в домике у ворот, и стена упала, когда он спускался по ступенькам, и он ранен, под ней, внизу. Он не может выбраться. — Она резко вырвала руку и прижала к губам, будто пытаясь удержать крик. — Мы… Надо идти». С детской беспомощностью она взглянула на кровать.
«Мы ему не нужны, Юлия. Все хорошо. Сразу пойдем. Кон, где машина?»
«Я… я приехала на машине Дональда, — сказала Юлия, — только…»
Кон сказал жестко: «Ты не способна водить машину. Моя у двери. Уверена, что телефон не работает?»
«Да, Лиза пробовала…»
“Тогда пойдем, — сказала я, — быстро».
Мы спешили к двери, а я думала о святынях и условностях. Царапни человека и получишь жестокого варвара. Посмотри внимательно на первобытного дикаря и увидишь, на какой почве выросли наши предрассудки. Все поверхностно и понятно. Тем не менее, необыкновенно трудно было выходить из этой комнаты быстро, хотя душа требовала активного действия. Казалось, что это — осквернение святыни, хотя всего несколько минут назад эта комната была спальней упрямого, трудного, темпераментного старика. Каким-то странным образом то, что отошел его дух, освятило комнату, превратило ее в святилище, где громкие голоса и решительные действия шокируют.
Подойдя к двери, я обернулась. Накрытое простыней тело, приглушенный свет превратили кровать в катафалк, а комнату сделали враждебной и отчужденной. Снаружи — мокрая ночь, упавшее дерево и срочные дела. Нет времени тихо сидеть и думать ни о прошлом, ни о том, как встретить будущее. Все имеет положительные стороны.
Лиза была в холле. Похоже, только что вышла из офиса от телефона. Остановилась, когда увидела нас. «Я пыталась прозвониться, Юлия. Определенно, не работает».
Юлия пробормотала: «О Господи», — всхлипнула и оступилась, так что секунду мне казалось, что она упадет с лестницы.
«Спокойно. Мы будем там через минуту».
Кон, как ни странно, сказал: «Не волнуйся, мы его вытащим. — Пробежал через холл, остановился, положив руку на зеленую дверь. — Залезайте в машину. Возьми фонари и бренди, Аннабел, ты знаешь, где они. Буду быстрее чем через минуту. В мастерской есть куски дерева, они могут понадобиться, если придется что-нибудь подпирать».
Дверь захлопнулась за ним, мы побежали вниз. Я остановилась и спросила Лизу: «А еще мужчины есть?»
«Нет. У Бэйтса выходной, Джимми ушел сразу, как закончилась дойка, остальные — с началом дождя. Только Кон. Я пойду наверх».
«Лиза… — Она догадалась, я увидела это в ее глазах и кивнула. — Да, боюсь, что так, несколько
