в пах.
Графа согнуло от нестерпимой боли. Он раскрыл рот, чтобы выругаться, но получил еще один удар по шее, потерял равновесие и почти упал на пол. Сильные руки подхватили его, острый клинок пронзил печень, потом сердце.
Так же бережно руки опустили обмякшее тело на пол. Диверсанты осветили лицо графа. Его уже знали в лицо, так что опознали сразу.
Дело сделано быстро и тихо. Убивать домочадцев приказа не было. Диверсанты спустились вниз, нашли третьего и выскользнули через заднюю дверь во двор. На очереди был сруб, где жили два помощника графа. Следовало спешить, вот-вот поднимается шум у конюшен.
Бесшумно проникнуть к конюшням не вышло. Беок велел готовиться к выходу с раннего утра, и кузнецы даже ночью перековывали лошадей, воины и слуги проверяли упряжь, готовили фураж и припасы. Так что в конюшнях и в соседних строениях было полно народу. Во дворах горели факелы, прямо на улице, посреди небольшой площадки пылал костер.
Лейтенант Садро поменял план на ходу. Вместо скрытого проникновения диверсанты пошли на штурм.
Сперва сняли нескольких часовых, взяли их одежду и доспехи и подошли к конюшням открыто. Наглость помогла, никто и не думал, что в лагере могут быть чужие. А когда обман заметили, было поздно.
Зажигательные бомбы подожгли две конюшни, пламя быстро охватило сухое дерево и перекинулось на другие строения. Попавшие в огненный капкан лошади своим ржанием перебудили лагерь.
Поднялась паника, воины выскакивали из жилищ полуголыми, сжимая в руках топоры и копья. Кто-то отдавал приказы, кто-то кричал, кто-то звал на помощь.
Держась в тени и на задворках, диверсанты отстреливали налетавших на них врагов и шли дальше. Суматоха и бестолковица только помогали им, прятали не хуже деревьев и кустарников.
Потом в другом конце лагеря запылали два сруба и воины короля бросились туда, гасить и спасать.
Отсутствие единого управления, суматоха, пожары внесли сумятицу и разброд. Никто не понимал, что произошло, никто не мог трезво оценить обстановку. А граф Беок и его ближние помощники погибли в огне.
Да еще разбуженные бабы, дети и слуги путались под ногами, кидались к воинам в поисках защиты и частично парализовали дружину.
В такой обстановке диверсанты себя чувствовали как рыба в воде. Незамеченными они скользили между срубами и дворами, перехватывая и убивая наиболее активных дружинников и младших командиров. Если же их все-таки обнаруживали – пускали в ход клинки и арбалеты, уходили во мрак и растворялись бесследно.
Попытки догнать их заканчивались гибелью дружинников. Да и преследовать было некогда. Горели четыре из шести конюшен, три сруба и несколько строений. Воины и слуги спасали самое ценное – людей, коней, провиант.
Под шумок диверсанты сумели увести с десяток верховых коней, напоследок отравили воду в двух источниках и растворились в темноте.
Утром слабые лучи светила с трудом пробивались сквозь плотную завесу тумана и не менее плотную завесу дыма. Всю ночь полыхал пожар, огонь с подожженных строений перекинулся на соседние, воины и жители лагеря бегали как проклятые с ведрами, но уберечь от пламени смогли далеко не всё.
Сумятицу в аврал вносили отдельные младшие командиры, желавшие немедленно найти и уничтожить вражеских диверсантов и уведшие за собой в ночь целые отряды. Кое-кто желаемого достиг, наткнулся в темноте на противника, но понять это смог только в последний момент, перед самой смертью.
Лейтенант Садро заранее выставил две засады, в которые и угодили десятка полтора дружинников. Остальные группы бестолково пробегали по соседним кустам, никого не нашли, зато отсутствовали в самый нужный момент.
И все же пожары потушили. Однако радости это ни у кого не вызвало. Ставший внезапно для себя старшим барон Вертэ – командир конного отряда – мрачно подсчитывал потери и убытки.
Погибли командир дружины граф Беок, два его первых помощника бароны Старг и Неур, еще два командира сотен и шесть десятников. Сгорели или были убиты несколько королевских интендантов. Дружина недосчиталась почти пять десятков воинов и еще столько же были ранены.
Погибли и были угнаны почти полсотни лошадей, целиком пропало стадо волов. Сгорели два десятка повозок и телег, часть провианта и фуража, походные мастерские, инструменты, упряжь, одежда, доспехи.
Мало того, еще ночью, а потом и утром среди воинов и жителей лагеря стали появляться отравленные. Два лекаря скормили им несколько пригоршней угля и напоили отварами, но помогало мало. Вертэ запретил брать воду из источников и послал людей к озеру и лесным ключам.
Прибыли гонцы из второго лагеря. Там тоже ночью принимали гостей. Сгорели две конюшни, казарма и два склада с продовольствием. Убито около двух десятков и ранено в два раза больше воинов. Два с лишним десятка повозок и телег превратились в угли и из лагеря в поход смогло выйти меньше половины дружины.
Всего дружина потеряла почти две сотни воинов, в том числе около восьмидесяти убитыми. Погибло командование, нанесен значительный ущерб имуществу и тяглу.
Итоги ночной атаки вызывали уныние и страх. Но главным были не разбитые повозки, не украденные волы и лошади и даже не убитые воины. Главным была паника, посеянная в рядах королевской дружины. Паника перед неведомым и страшным врагом, которого никто не видел в лицо. И эта невидимость вселяла в воинов короля страх.
Кто и зачем это сделал? Королевство не вело ни с кем войны, никакой враг не смог бы незамеченным проникнуть к столице. И все же он здесь, он силен, хитер и ловок. И умеет бить исподтишка! Враг, которого вроде нет, но который наносит такие страшные удары, вызывает ужас и неверие в собственные силы. А это ведет к поражению в бою.
Однако беда бедой, но королевского приказа никто не отменял. Вертэ велел готовиться к выступлению, но только тем, у кого полностью готово снаряжение. И кого можно обеспечить всем необходимым. С учетом потерь лошадей, волов и повозок из семи сотен первоначального состава выступить смогли всего три с половиной сотни. Еще полторы оставались в лагере чинить срубы и строения, ремонтировать повозки, охранять жителей. Вполне возможно, враг вернется, больше допускать такого разгрома нельзя!
Вертэ приказал спешить с выступлением, а сам отправил под сильной охраной гонца в столицу с устным донесением. Он представлял реакцию короля и заранее был готов понести любое наказание. Хотя вины в произошедшем за собой не чувствовал. Однако отлично знал – не всегда королевский гнев настигает виноватых. Иногда просто попавших под горячую руку.
Вряд ли бы барона обрадовала весть, что его гонец сгинул вместе с охраной, не доехав даже до конца леса. Выставленная на дороге в столицу засада расстреляла посланцев, а самого гонца взяла в плен. Тот выложил все, что ему велели доложить, и вообще все, что знал.
А еще барон Вертэ мог не ломать голову над предстоящим объяснением королю. В тот час, когда гонец только выезжал из лагеря, войско хордингов подошло вплотную к столице. В полной готовности начать приступ.
– Они выйдут из лагерей завтра. Из первого две сотни, из второго около полутора. Соединятся возле моста через овраг и дальше двинут по дороге к Хуолу.
Лейтенант Садро провел стеблем травинки вдоль едва заметной линии на карте и поднял голову. Четыре пары глаз внимательно следили за картой и за ним. В тусклом свете факела глаза сверкали неестественно ярким блеском, словно под деревом собрались не люди, а порождение темных сил.
– У моста их и будем ждать. Как начнут переправу – ударим.
– А сломать мост нельзя? – подал голос сержант Якер. – Тогда бы они вообще никуда не двинулись.
– Мост крепкий, просто так не свалишь. У нас бомб не хватит. А жечь долго. Да и не стоит. Скоро наши
