нерадение, а он, значит, решил таким образом отомстить. Сперва хотел было Вознесенского поджечь, ему сумасшедший пьяница помешал, застукал, когда тот паклю подкладывал. Тогда Юрьев решил дом причта подпалить, чтобы хоть дьякону досталось!
— Как веревочке ни виться… — вспомнила фрау Марта русскую поговорку.
— Вот именно! — подхватил Богдан Аполлонович. — Так намедни этого Юрьева взяли на воровстве.
— Что на этот раз?
— В деревенской церкви кадило украл, с позолотой. В скупку приволок. Ну а скупщик, наш человек, донес…
Петер томился за столом. Он очень не любил, когда нельзя было поучаствовать в разговоре взрослых. Он уже несколько раз дернул Грету за косу и получил замечание от Фриды Карловны. Под столом он искал ногой ногу Аси, чтобы наступить, но перепутал с ногой maman, и вышел конфуз. Пришлось извиниться. Зато эта Анхен сидела по правую руку от папеньки и вовсю щебетала со взрослыми как большая!
— А я вчера кое-чего видел, — склонив голову к самому столу, пропел свою ябеду наследник. Затем он хитро взглянул на папеньку и перевел взгляд на старшую сестрицу. Та окатила проказника столь испепеляющим взглядом, что он едва не подавился бубликом.
Хозяин, обычно чуткий и внимательный к своему единственному сыну, немедленно повернул голову в сторону чада:
— Ну-с, Петр Богданович, весьма и весьма интересно…
— Я, папенька, вчера видал, как Анхен с Егором…
Ася заметила, как у Эмили загорелись кончики ушей, словно это о ней, а не о сестре сейчас во всеуслышание объявят ужасное.
— Как Анхен с Егором на горе…
Фрау Марта повернула лицо и устремила свой вопрошающий взор на старшую дочь.
— Ах, ах! — передразнила братца порозовевшая до самых волос Анна. — Мы свалились в снег с саней, а ты и рад!
Она поднялась и, проходя мимо, больно ткнула в шею Петера ногтем.
— Папенька, будет у нас вечер на Рождество или нет? — Анна дошла до окна, и когда повернулась, краска несколько поблекла на лице, оставшись пятнами лишь на шее. — Я хочу, чтобы в этот раз непременно был у нас, а то всегда у Карыгиных!
Разговор горячо поддержала Эмили, которая тоже мечтала, чтобы у них собралась молодежь, а не та мелюзга, которую приглашали на елку для Греты и Петеньки. Начался горячий спор, и о Петькиной ябеде забыли. До поры.
На Святки девочки уговорились гадать. Нужно было в полночь выйти на улицу и бросить валенок. Анна и Эмили спустились к Асе. Осенью няня Мариша вернулась в деревню, и теперь комната полностью принадлежала Асе. Сначала гадали на воске — лили горячий воск в миску с водой и долго разглядывали тень от полученного застывшего изображения.
— Рыба?
— Какая же это рыба? По-моему, волк. Глянь, пасть какая.
— Вот у рыбы как раз и пасть.
— Тогда это акула. А к чему акула?
— Это неприятность.
— Тогда я еще раз перелью.
Асе выпала птица. Ясно прорисовывался шикарный высокий хвост, длинная шея и маленькая голова с хохолком. Но объяснить значение никто не мог.
Анна считала, что птица — к путешествиям, а Эмили склонялась к тому, что непонятная птица с хвостом — к неприятности.
— Нет, это птица счастья! — проявив настойчивость, завершила спор Ася. — И я ее сохраню.
Она положила застывшую восковую фигурку в коробку из-под халвы и убрала в сундук.
Спорить никто не стал — сейчас они как-никак находились на ее территории. Анне досталась груша, Эмили утверждала, что это чье-то лицо.
— Ты у кого-нибудь такое лицо видела? Это харя, а не лицо! — возмутилась Анна.
— Ну и что ж, что харя.
— Нет, это груша. Августина, к чему груша?
— К изобилию.
На том и порешили. Эмили выпала лодка. Лодку крутили и так и эдак, ничего больше не выходило.
— Я еще раз перелью.
— Так нечестно. Ты уже переливала.
— Ну и вы перелейте, кто ж вам мешает?
В это время в коридоре раздались шаги. Анна резво подбежала к двери и прислушалась. Остановились у соседней двери, Ася уже догадалась, что это Егор вернулся из конюшни.
Анна распахнула дверь:
— Егор, зайди к нам! Ну, скорее же!
Ася и Эмили переглянулись. Ася готова была поклясться, что Эмили подумала то же, что она. Анне все нипочем — втащила Егора в комнату, усадила на табурет и подвинула блюдце.
— Вот мы сейчас тебе погадаем. Все про тебя узнаем, Егор!
— Я лучше пойду, барышни.
Егор смущался, Асе было жаль его. Большой и несколько неуклюжий от смущения, Егор был все же красив. Его светлые жесткие волосы вились надо лбом и ложились волной. И еще у Егора были густые длинные ресницы. Но он — конюх! Понимать Анну Ася отказывалась. И когда Эмили заявила, что здесь душно и притом пора уже во двор, Ася немедленно поддержала ее.
— Вы идите, я вас догоню, — сказала Анна.
Девочки вышли в морозную звездную ночь. Кое-где дымы поднимались из труб прямиком к звездам. Тьма и тишь стояла такая, что скрип снега под валенками оглушал.
— А я рада, что Анхен не пошла с нами! — призналась Эмили.
— Почему?
— Хоть она мне и сестра, но иногда я просто устаю от нее! — по-взрослому вздохнула Эмили. — Что ей дался этот Егор? Не понимаю. Если маменька узнает…
— Эмили, а тебе кто-нибудь нравится?
— Да! — обернулась к ней Эмили и остановилась. Ее лицо в свете луны было особенно бледным, без того белые ресницы покрылись инеем на морозе. — Один наш кузен. Прошлым летом, когда мы гостили у тети Эльзы, он учил меня кататься на велосипеде… А тебе?
Признание Эмили до самого нутра проняло Асю. Кузен, тетя Эльза, велосипед… Сами слова эти звучали волнующей музыкой из той самой жизни, из грез. Ей тоже захотелось сказать что-то такое…
— Да! — выдохнула она. — Это один человек, ты его не знаешь. Это пока тайна.
— Я понимаю… — шепотом ответила Эмили. Они стояли, прислонившись спинами к забору, и ждали.
— Как ты думаешь, уже полночь?
— Думаю, да.
— Бросай!
Эмили зачем-то зажмурилась и, высоко подняв руку, бросила валенок через забор.
Девочки побежали к калитке — нужно было определить, в какую сторону показывает носок валенка. Откуда взялась старуха, ни одна из них сказать не могла. Она словно из сугроба выросла — лохматая, в старом черном платке. Пальто, скрывающее костлявую фигуру, было длинным, до пят. Старуха трясла над головой найденным валенком и что-то выкрикивала. Девочки окаменели. Ася хотела схватить подружку за руку, но руки не слушались. Вероятно, с Эмили происходило что-то подобное, она тенью качалась рядом с Асей.
— Все гореть будете в геенне огненной! — вещала старуха, размахивая руками в сторону девочек. —
