– На его пенсию, почитай, и жили. А теперь что? На детские пособия? Пропадут…
– Дров она не запасет на зиму – не на что. А дальше – понятно что.
– И куда рожают? – привычно вздохнула одна из женщин. – Нищету плодят…
– Нормальные бабы лечатся, родить не могут. А эти как кошки…
Подошла активистка, та, что раздавала платки.
– Перестаньте, женщины, – оборвала она. – Не время сейчас и не место. Есть специальные организации. Пусть они этой семьей и занимаются. А наше дело – человека в последний путь проводить.
– Организации, – вздохнула одна из женщин. – Это собес, что ли? Видали мы их помощь.
– Ну, тогда вы помогите, – усмехнулась активистка. – Все мы хороши языками-то молоть. А как до дела доходит, и нет нас.
– Какое дело-то? – не сдавалась соседка. – Немощным помочь – это дело. А таким, как эта Анька? Да она здоровее здорового! На ней пахать можно, а она пьет да гуляет!
– Деток жалко, – вздохнула пенсионерка.
В это время гроб установили в кузове грузовика. Туда же забрались мужчины.
Скворцов подошел к матери.
– Иди в дом, – попросил он. – Тебе не надо ехать. Иди…
Женщина мотала головой и кому-то грозила кулаком.
Скворцов забрался в машину, кузов закрыли. Тогда мать Скворцова поднялась, оглядела двор, будто пытаясь получше вникнуть в происходящее, и наткнулась взглядом на осуждающие лица соседок.
– Чё уставились? – заорала она. – У меня горе! А они уставились!
Женщины молча потянулись к автобусу. Тогда мать Скворцова плюнула им вслед, грязно выругалась и ушла в дом.
После похорон я вернулась в школу и прямиком направилась к завучу Кондратьевой. Увидев меня, та раскрыла объятия, будто мы не виделись сто лет и она ужасно соскучилась. Это было очень странно. Я смешалась.
– Светлана Николаевна, миленькая, как хорошо, что вы догадались зайти ко мне. А я вас искала.
– Мы с ребятами были на похоронах.
– Да, да, я слышала. Очень печально. Но что поделаешь, это жизнь – одни рождаются, другие умирают.
– Я как раз хотела поговорить с вами насчет Паши Скворцова, – сказала я. – Мальчик теперь в непростой ситуации. Нельзя ли его как-нибудь устроить на лето?
– Конечно, устроим. Сейчас пригласим нашего профорга и прозондируем почву.
Я не переставала удивляться. Честно говоря, я ожидала отповеди. Например, такой:
– Светлана Николаевна! Да у нас девяносто процентов учащихся в таком положении, как ваш Скворцов! А вы требуете ему привилегий.
Я приготовилась к борьбе и запаслась аргументами, а они не понадобились.
Вошла профорг Наташа.
– Наташенька, внесите в список отдыхающих Скворцова Павла на июль – август.
– Санаторий?
– Нет, лучше оздоровительный лагерь, – вмешалась я.
– Ну вот и решили, – расплылась в улыбке Кондратьева, когда Наташа ушла. – Июнь ваш Скворцов пробудет со всеми в пришкольном, а на остальные месяцы поедет в оздоровительный. Там питание отменное, лес, речка…
Я с возрастающим изумлением прислушивалась к тону голоса своей начальницы. Та просто бисером сыпала. А после ухода профорга так и совсем перешла на вкрадчивый и нежный лепет:
– Светлана Николаевна, я тут краем уха слышала, что вы у нас увольняться собрались?
– Кто вам сказал? – опешила я. Первой под мои подозрения попала Анжела. Вот уж не ожидала от нее!
– Да уж сказали… Сорока на хвосте принесла. Так это правда?
Я пожала плечами.
– Вы устали? – Она сделала сочувствующее лицо.
– Очень, – призналась я. – У меня свой ребенок… с проблемами. С ним заниматься нужно много. А после моего класса я прихожу домой как выжатый лимон.
– Прекрасно вас понимаю и сочувствую вам! – подхватила Кондратьева. – К интернату привыкнуть надо, а вы у нас первый год. Вам трудно. Но я наблюдала за вами. И мне очень нравится, как вы работаете.
– Спасибо.
– Дети вас любят, родители. Сегодня вот с утра две ваши бабушки примчались чуть ли не в слезах.
– Зуйко и Шадт? – догадалась я.
– Они.
Значит, не Анжела. Немного легче.
– Бросились в ноги, – щедро расписывала Кондратьева. – «Оставьте нам нашу учительницу, и все тут!»
– Понятно, – вздохнула я. – Не скрою, я думала об этом. У меня такая ситуация в семье непростая… А подруга хорошую работу предлагает.
– Знаете что? – Завуч сочувственно дотронулась до моего плеча. – Давайте мы с вами поступим следующим образом. У нас тут организовалась горящая путевка на море. Очень хорошая путевка, на базу отдыха. Мы с нашим директором сразу решили, что вам она сейчас нужнее, чем остальным. Вот вы с дочкой отдохнете, подлечитесь… А когда вернетесь, тогда и поговорим. По рукам?
Это предложение было полной неожиданностью. Не работа в интернате, в летнем лагере, а поездка на море…
Месяц без готовки и домашних забот?
Предложение показалось очень заманчивым. Завуч победно наблюдала за моим поведением.
– Путевочка горящая, – напомнила она. – Решать надо сразу.
Море, солнце, крабы, корабли… И все это – без Игоря?
От внезапно нахлынувшего чувства тяжелой потери слезы подступили к глазам.
Кондратьева расценила мои слезы по-своему.
– Ну, Светочка, я зову Наташу? Пусть оформляет путевку?
Я смогла только лишь кивнуть.
– Не надо слез, дорогая вы наша! Нужно радоваться! Ведь улыбка – это флаг корабля!
Глава 18
На сборы оставалось меньше недели. Мы с Иришкой бегали по кабинетам поликлиники, заполняя санаторно-курортную карту. А моя мама в это время посещала другие кабинеты, собирая справки, чтобы забрать Карину на лето из интерната. Сама Грошева уже освоилась в нашем доме и с первого дня стала называть моих родителей «мама Лидуся» и «папа Коля».
Лена ради новой работы поступила на курсы бухгалтеров, а Ксюха пропадала в своем офисе, и мы не виделись.
Среди предотъездной билетно-чемоданной суеты я вдруг подумала о Нике. О том, как она лежит в своей белой обезличенной комнате и смотрит в окно. Там, за окном, то появляется, то уходит солнце. Луна показывается то бодрым кругляшом, то ощипанным ломтиком. А в жизни Ники ничего не меняется. У нас всех кадры мелькают быстро-быстро, а у нее только эта заставка в окне. И я, зная об этом, не навещала ее целую вечность!
Накануне отъезда мы с Иришкой отправились к Гориным. В Поле Чудес и лето не такое, как у нас в Простоквашино. Здесь оно гораздо смелее отстаивало свои права.
Лес вдали за коттеджами зеленел особенно ярко, у кого-то на участке жужжала газонокосилка, распространяя в воздухе острый дух свежесрезанной травы. Вдоль заборов алели тюльпаны, сиренево мерцали строгие ирисы. А короткие голубые ели, растущие вдоль тротуаров, источали клейкий молодой аромат.
Оказавшись во дворе Гориных – Черновых, мы с дочерью разделились. Я направилась к квартире
