впечатление увлеченного модой легкомысленного молодого человека, но при виде этих глаз и сжатых губ впечатление стиралось. Из всех черт только рот у него был не от Эшли – длинные, с изогнутыми уголками губы сжимались так, словно он привык хранить секреты и всегда владеть собой. Это придавало брату замкнутый и настороженный облик и контрастировало со всем остальным, унаследованным от Эшли. Я вспомнила его мать; детские воспоминания – вот все, что у меня осталось от нее, но я живо представляла себе умную волевую женщину, привыкшую думать самостоятельно и по-своему защищать свои амбиции. Если она передала эту черту сыновьям, это могло стать хорошим предзнаменованием для Эшли-корта. В этом умном настороженном мужчине было больше характера, чем в моем добром отце. Возможно, переняв такие свойства, эти Эшли добьются большего, чем мы. Его улыбка тоже вызвала воспоминания. В ней была очень знакомая озорная искорка.
– Только не говори, что обозналась, милая Бриони! Нам никогда не удавалось тебя провести. Нет, я Эмори. А ты ждала другого?
– Нет, конечно, но...
– Разве тебе не сказали, что я приеду с Кэти из Вустера?
– Да, сказали, но... Ах, все в порядке, просто я обозналась. – Я снова улыбнулась. – Ладно, кто бы ты ни был, мое дело сказать: рада тебя видеть. Вся эта «вина» – ерунда, и папа первый так бы сказал. Давай больше не будем об этом, пожалуйста.
Я разогнулась, встав со скамеечки, и протянула к нему руки. Он шагнул вперед, взял их в свои, а потом притянул меня к себе и по-братски поцеловал в щеку. Я инстинктивно отшатнулась. Сначала он попытался удержать меня, но потом рассмеялся. Я набрала в грудь воздуха, хотела что-то сказать, но не успела – он поднял руки, сдаваясь:
– Ладно, ладно, молчи. Вижу, мы так и не научились тебя дурачить.
– Так зачем же пытались?
Почему-то я не переставала анализировать и злилась.
– Просто так, – легко ответил он и выждал, словно предлагая сказать еще что-нибудь, но я молчала. Момент не очень располагал к объяснениям. С виду я запросто могла принять Джеймса за Эмори, но прикосновения, а тем более поцелуя я бы никогда не спутала. Как только он взял меня за руки, я поняла, кто это. Сверкая на солнце, между нами плыла пыль. Сквозь нее я видела его глаза, по-прежнему улыбающиеся и – я не сомневалась – настороженные.
Но он начал говорить о моем отце. Я слушала, благодарила его и что-то отвечала, но не могла освободиться от затмевавших все остальное мыслей. Я вдруг заметила, что не могу встретиться с ним взглядом, и отвернулась, снова устроившись на скамеечке у окна.
Приятный холодноватый голос замолк, а когда он заговорил снова, я уловила перемену.
– Бриони. Постарайся не очень горевать. Мы тебя не оставим. – Поколебавшись, он добавил, словно отве чая на что-то и, видимо, стараясь покончить с этим: – Пока не время говорить о поместье, но не беспокойся, мы что-нибудь придумаем.
Слова звучали ласково, но мне показалось, они снова и снова звенят у меня в ушах. Я что-то ответила, не помню что, а потом вдруг спросила:
– Как здоровье дяди Говарда?
Джеймс присел за одну из парт и как будто расслабился.
– Ему получше; во всяком случае, говорят, ему ничто не угрожает, но до выздоровления далеко. Отцу придется отойти от дел, ты знала об этом? Все усложнилось. Боюсь, он еще долго не сможет приехать. Никак. А ты когда собираешься устроить поминание дяди Джона?
– Я еще не говорила с викарием. Думаю, с этим можно подождать, пока дядя Говард не сможет принять участие. Так ведь будет лучше, правда?
– Я знаю, он хотел бы приехать.
– Наверное, Эмори отправился к нему в Херес? – спросила я. – Раз ты здесь.
– Он ездил пару раз навестить отца, но чаще всего сидит здесь, в Бристоле или в Лондоне. Без отца многое стало труднее.
– А ты, ты когда приехал?
– В конце апреля. Мы понадобились Мигелю, и я подменил близнеца здесь. Брат очень переживал, что не может приехать на кремацию, но было невозможно. Извини.
– Ничего, я понимаю. А про Френсиса ты что-нибудь слышал?
– Ни слова. Думаю, и ты тоже? Наверное, все так же отшельничает в Дербишире. Не знаешь, с кем он там?
– Понятия не имею. Но, зная Френсиса, думаю, он сам по себе.
Джеймс пожал плечами:
– Вероятно. Но без сомнения, скоро будет здесь.
– Джеймс...
– Да?
– Джеймс, это ты прошлой ночью был в ризнице?
Он вздрогнул и выпрямился. Я заметила, как сузились его зрачки, потом серые глаза затуманились, словно Джеймс что-то подсчитывал, и он рассеянно спросил:
– В ризнице?
– Да, в ризнице. Не ты?
