смотрел в ее сторону, и лицо его было в тени.
Ровена стояла так, что солнце позади него било ей прямо в глаза. Поэтому она не могла ничего разглядеть, кроме сверкающих доспехов. Шлем был надвинут низко на лоб и скрывал черты лица Единственное, что было заметно, это жесткие складки вокруг рта.
Ровена хотела было поздороваться, но сумела издать только стон, потому что в этот момент рыцарь скрутил ей руки, причем так сильно, что она думала, он переломает ей кости. Глаза ее закрылись от боли, но он легонько тряхнул ее, и она взглянула на него.
— Твое имя?
Его голос был таким же жестким, как складки вокруг рта. Ровена не знала, что можно ожидать от него. Он должен был знать, что разговаривает с леди, но вел себя с ней так, будто она из самых низших вилланов, и это ужасало ее.
— Ле-леди Ровена Бел… Лионс, — едва выговорила она.
— Больше не леди. Теперь ты моя пленница.
Ровена испытала почти облегчение. По крайней мере он не собирается зарезать ее прямо здесь, на ступенях. Быть пленницей не так страшно, и это временно. Многие люди знатного рождения попадали в плен, и с ними обращались вполне любезно, соответственно их положению. Но что означают его слова о том, что она больше не леди?
Он все еще держал ее мертвой хваткой, чего-то ожидая. Чего? Что она будет возражать против плена? Но это явно бессмысленно. Из того, что она видит и чувствует, ясно, что он намного хуже Гилберта. Чего можно от него ожидать?
Она постаралась привести себя в чувство, зная, что он наблюдает за ней, но не рискуя взглянуть на него и убедиться в правильности своей догадки. Наконец он повернулся, не выпуская ее, но лишь затем, чтобы передать ее в руки другого человека, стоявшего позади него.
— Отвези пленницу в замок Фулкхест и помести ее в мою темницу. Если ее там не будет, когда я вернусь, ты поплатишься головой.
Мужчина побледнел. Ровена не видела этого. Она была потрясена его словами.
— Но почему? — вскричала она, однако Фулкхест уже отвернулся и пошел прочь.
12
Милдред наткнулась на него в злополучной комнате, куда ходила кормить пленника последние несколько дней. Высокие свечи уже прогорели, но он нашел еще свечу и вставил ее в металлический подсвечник. Его люди рыскали по крепости, забирая все, что попадалось под руку. Она не понимала, что он собирается найти здесь, ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять, что в этой комнате нет ничего, кроме кровати. Она не решалась заговорить.
Он просто стоял, глядя на эту кровать. Он снял свой железный шлем, но подшлемник все еще скрывал его волосы. Он был очень высок. И эти широкие плечи ей напоминали…
— Что тебе надо?
Она вздрогнула. Ей казалось, что он не заметил ее в дверях, так как стоял отвернувшись, а она не издала ни звука. И сейчас задавая вопрос, он не обернулся в ее сторону. Вместо этого он наклонился и вытащил длинную цепь из-под кровати, и она наблюдала, сбитая с толку, как он обмотал себе эту цепь вокруг шеи, как шарф, оставил болтаться свободно свисавшие до его пояса концы. Ее проняла дрожь. Для чего он берет эту цепь, не иначе как собирается использовать для кого-нибудь.
— Отвечай!
Она дернулась и залепетала:
— Они… они сказали, что вы лорд Фулкхест.
— Да.
— Пожалуйста, скажите, что с моей леди. Она не вернулась…
— И не вернется — никогда.
Он повернулся к ней при этих последних словах, и Милдред отпрянула назад.
— Милостивый Господь, только не вы?!
Угол его рта прогнулся в угрожающей усмешке.
— Почему же не я?
Милдред подумала о бегстве. Она подумала о мольбе. Она подумала о ее милой Ровене в руках этого человека, и ей хотелось закричать.
— О, Господи, пощадите ее! — вскричала она в ужасе. — У нее не было выбора…
— Замолчи! — заглушил ее его окрик. — Ты думаешь, сможешь оправдать в моих глазах то, что она сделала со мной? Меня не интересуют ее резоны. Но я дал клятву, что никто из тех, кто причинил мне вред, не избежит моей мести, пока не получит стократ за нанесенную обиду.
— Но она леди!
— То, что она женщина, только спасло ее жизнь! Но это не изменит ее участи. И ты не спасешь ее. Или будешь подвергнута той же участи сама.
Пока Уоррик вел ее к дверям комнаты напротив, Милдред молчала. Он вошел в комнату. Милдред немного отстала. Уоррик нe оглядывался, но понял, что она остановилась, чтобы взять себя в руки, унять слезы, которые лились непрерывными потоками из ее карих глаз. Он обязан ей, но если она еще будет просить за эту русоволосую шлюху, то он действительно посадит ее в ту же темницу. Он никого не предупреждает дважды.
Большая комната, в которую они вошли, была украшена и обставлена так, что было сразу видно — она предназначалась для кого-то из знатных людей. В ней, правда, не чувствовалось личных примет того, кто здесь обитал. Но Уоррик догадывался, чья это комната. Он откинул крышку сундука, и обилие богатых вещей и украшений подтвердило его догадку.
Он только спросил:
— Ее?
Голос не слушался Милдред, но каким-то образом она сумела ответить:
— Да.
— Моим дочерям это подойдет.
Он сказал это с таким равнодушием, которое возмутило Милдред, и гнев пришел на место страха, однако она была не настолько глупа, чтобы показывать ему свои чувства.
— Это все, что у нее осталось.
Он оглянулся на нее, его серые глаза не выражали никаких эмоций, ничего не выражал и его голос, когда он произнес:
— Нет, все, что у нее осталось, это собственная шкура, да и то только потому, что я подарил ей ее.
Равнодушие? — подумала она. Нет, просто другой вид мести. Эти одежды, похоже, малая толика того, что он замышляет. Насколько она понимает, у нее нет никаких шансов помочь Ровене; пока он даже не желает слышать ничего о том, что леди сама также являлась жертвой, а не только он.
Очень похоже, что причины, двигавшие Ровеной, его просто не занимают. Да, он не виллан, а высокорожденный лорд, по отношению к которому нельзя делать то, что они сделали, а потом попытаться оправдаться.
Ее опять охватил страх, очень сильный страх, но не за себя.
— Вы собираетесь убить ее?
— Это удовольствие было бы слишком коротким, — холод ответил он. — Нет, я не убью ее. Она моя пленница. Ей никого не удастся выкупиться, и она никогда не покинет замок Фулкхест. Она будет довольствоваться моим милосердием вплоть самой смерти.
— И у вас есть это милосердие?
— Для тех, кто причинил мне вред? Нет, сударыня, у меня его нет. — Он оглядел еще раз комнату и спросил:
