светом дорожке к источнику, пробивавшемуся из-под камней в углу двора. Она любила гулять по этой тропинке с детства, знала на ней каждый камешек. Элис решила остудить в воде источника пылающее лицо. Там она сможет и поплакать, не боясь, что кто-то увидит или услышит ее.
Она присела возле источника на древний ствол поваленного дерева, закуталась плотнее в свой плащ и наконец разрешила себе заплакать.
Слез не было.
Она попыталась вспомнить Саймона, его золотистые глаза, его израненное в боях тело.
Слез не было.
Она попыталась представить долгие одинокие годы, что ждут ее впереди. Если у нее и будет ребенок от Саймона, ей придется отдать его Клер, и та будет воспитывать его как своего собственного. А на долю Элис останется лишь роль заботливой тетушки. Пустая, долгая, никому не нужная жизнь — вот что ждет ее впереди.
Слез не было.
Она подумала о том, что может еще раз выйти замуж за какого-нибудь славного рыцаря. Брат Джером объяснил, что ее брак с Саймоном может быть расторгнут церковью. Она станет свободной. Она забудет о Саймоне Наваррском. Но сможет ли она забыть его?
Слез не было.
Она подумала о том, не уйти ли ей в глухие леса, где можно будет жить в полном одиночестве, питаясь дикими плодами и молясь о спасении души.
Слез не было.
Был лишь цокот копыт, звонко отдававшийся в ночной тиши и наполняющий сердце Элис страхом. Она вскочила, решив бежать, но было поздно.
Прямо перед ней из мрака выросла фигура всадника на огромном, угольно-черном жеребце.
Элис знала, кто перед ней, раньше, чем осмелилась поднять глаза. Она хорошо помнила этого жеребца — огромного, страшного. С ним мог справиться только один человек на свете — Саймон Наваррский.
— Почему ты солгала своему брату? — послышались сверху слова, которые она меньше всего ожидала услышать.
— Я никогда не лгу, — ответила Элис, по-прежнему не поднимая глаз.
— Я сказал ему, что взял тебя — так, как берет женщину каждый нормальный мужчина. Ты отрицала это.
Щеки Элис покраснели, но не от стыда, а от радости.
— Я не лгала, — сказала она.
— Кто же лгал?
— Ты взял меня намного лучше, чем смог бы это сделать обычный мужчина, пусть даже и самый нормальный.
Теперь она подняла глаза и увидела широкую белозубую улыбку Саймона, сверкнувшую в лунном свете.
— Плутовка. Таким, как ты, надо устраивать взбучку, да почаще.
— Я слышала, что мой брат умер. Печальная обязанность заботиться обо мне падает теперь на тебя.
Он помолчал, а затем спросил коротко и просто:
— Ты едешь со мной?
— Куда? — спросила Элис, боязливо посматривая на лошадь.
— На край света. На северные острова, покрытые вечным льдом. Или в самое сердце африканской пустыни. Или в горы. Куда угодно, лишь бы никогда больше не ступать на английский берег.
Она поняла его, но не испугалась.
— Нужно будет ехать на лошади?
— Да.
Элис задала еще один вопрос:
— Ты любишь меня?
— Любовь — это мираж, это боль, это обман. Любовь — это опасная игра и вечная мука.
— Ты любишь меня? — упрямо повторила Элис.
— Да. Несмотря на то что любовь может погубить мою душу.
— Любовь может спасти твою душу, — ответила Элис.
Черный жеребец нетерпеливо переступал своими огромными копытами.
— Ты едешь? — спросил Саймон.
— Подсади меня, — ответила Элис, протягивая вверх руки.
Он легко, словно пушинку, поднял ее и усадил в седло перед собой.
Горячее тело жеребца дрогнуло, срываясь в галоп. Элис отклонилась назад, в надежные объятия Саймона, и двое помчались сквозь лунную ночь, оставляя за спиной свое прошлое.
