— Только ты не думай, Паша, что я слабая. Ты такое не думай, а то если будешь так думать, то и самому страшно станет... Не за меня страшно, ты понял? Ну вот и хорошо... — Зина помедлила. — Если что, то я сразу же вызову «скорую помощь». Я боюсь... Не за себя, Паша, за сына боюсь. Надо, чтобы он жил, ведь так?
— Надо, Зинуша, надо. — Он поцеловал ее в теплую щеку. — Я давно этого жду.
У порога она обняла его на прощание, шепнула:
— Гляди, Паша, море кусается... Береги себя... И меня тоже береги...
Скляров почувствовал, как озяб. К нему подошел старпом Комаров.
— Извелись моряки, а «противника» нет, — сказал он. — Может, возьмем курс к острову Скалистый, что находится от нас примерно в ста милях?
— Я бы очень хотел пройти туда с ветерком, но адмирал даст по шее, — усмехнулся Скляров. — Не тебе даст, старпом, а мне. Нам определен район поиска, значит, будем здесь и загорать.
— Так ведь обстановка изменилась?
— Роберт Баянович, ты что, хочешь схлопотать мне выговор? Нет уж, на твою удочку я не клюну. Замполит сказал, что у меня не хватает терпения. Понял? А я вижу , что и ты этим страдаешь... Скажи лучше, чтобы вестовой принес горячего чаю.
Старпом предложил командиру побыть за него на ходовом мостике, пока он пьет чай. Однако Скляров наотрез отказался:
— Акустики могут обнаружить подводную цель.
«Выходит, он не надеется на меня, — с огорчением подумал старпом. — Да ведь я уже не раз выходил в атаку на лодки, и пока срыва не было...» Словно догадавшись о его мыслях, Скляров сказал:
— Ты, конечно, можешь тут остаться за меня. И лодку атакуешь, если ее обнаружат акустики. Я тебе доверяю. Но сейчас я не могу уйти с мостика. Даже на минуту не могу уйти. А почему — я и сам не знаю. Злость какая-то во мне сидит. — Он сделал короткую паузу. — Роберт Баянович, а что капитан «Горбуши» Серов разве не уехал в отпуск? Я слышал, что он собирался.
— Не уехал. «Горбуша» сейчас где-то на промысле. Сдал он путевку. Сам днями мне говорил. А ему следовало бы отдохнуть в санатории, подлечиться. Раны-то ноют...
«Корни его тут, на Севере, и никуда он отсюда не уедет, вот как я», — подумал Скляров и кивнул старпому:
— Где там чай?
Комаров поспешил к трапу.
...Кесарев собирался на вахту. Ночью он спал мало: трижды его поднимал с койки сигнал боевой тревоги, и теперь чувствовал усталость во всем теле. Правда, после того как корабль отразил воздушный налет ракетоносцев «противника», он крепко уснул, но на рассвете его разбудил начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Влас Котапов и сообщил ему, что он заступает вахтенным офицером.
— Кто сказал?
— Старпом.
— По графику моя вахта днем. Это чего же так? — В голосе Кесарева послышалось недовольство.
Но Котапов уже ушел.
Сейчас Кесарев злился в душе на старпома, ему казалось, что кто-то из офицеров увильнул от вахты, но он никогда не спорил, поворчит, бывало, поворчит, но так, чтобы старпом не слышал.
Кесарев выглянул из каюты. Корабль шел вдоль острова. Дул ветер. Прояснился светло-оранжевый горизонт, прояснилась чернота неба, оно все больше голубело, словно невидимый художник наносил краску. На острове хорошо просматривались каменные глыбы, густые заросли можжевельника, берег — белый, потому что его усеяли чайки. На рассвете птицы всегда собираются на берегу, а с наступлением утра, с первыми лучами солнца они отправляются в полет и целыми днями кружатся над морем в поисках рыбы.
«Зябко, надо теплее одеться», — подумал Кесарев. Он прикрыл дверь каюты, надел под китель шерстяной свитер. В это время к нему вошел Грачев.
— Как жизнь, Сергей? — Он сел на стул. — На вахту, да? А я свою отстоял.
— Спать охота, страсть, — признался Кесарев.
— Что, не выспался дома?
Кесарев, застегивая на кителе пуговицы, сказал, что дома отдохнуть ему не пришлось: Наташа проверяла тетради, потом готовила ужин, а он ей помогал.
— Врешь ты, Сергей, — грубо бросил Грачев.
Кесарев резко обернулся, брови его дрогнули.
— Что это значит?
— А то, что ты, голубчик, дома не ночевал, вот и все, — Грачев посмотрел ему в глаза.
— Я? — У Кесарева покраснело лицо.
— Да, ты. — Грачев встал, заходил по каюте. — Я все знаю. Я и раньше догадывался... Ты был у Веры. Что глаза пялишь? Ты был у нее. Мне сказала Наташа.
Кесарев побледнел:
— Наташа? Ты что, был у нас дома?
— Был... Она плакала, Наташа. Очень даже плакала. Я пытался убедить ее, что ты где-то на кораблях, зашел, мол, дружков проведать и прочее. Кажется, я убедил ее. — Петр присел к нему рядом. — Послушай, Сергей, зачем она тебе, эта Алмазова? Ведь у нее своя семья...
— Нет у нее семьи, — зло прервал его Кесарев.
— Муж есть...
— Вот что, милый Петенька, — Кесарев подошел к нему так близко, что видел в его глазах злые огоньки, — ты мою личную жизнь не тронь. Может, я захочу совсем уйти к Вере? И ни Скляров, ни ты мне не помеха.
— А сын? Ты о нем подумал? — Грачев ударил кулаком по спинке дивана. — Ты, ты... подло обманул Наташу. Я должен, я обязан тебе это сказать. Бедная Наташа!
— Бедная? — Кесарев ехидно усмехнулся. — А чего, позволь спросить? Я что, бил ее или бросил где-то на дороге, да? Странно, весьма странно!
— Ты обманул ее. Это же подло! — Грачев хотел сказать еще что-то, но тут открылась дверь, и в каюту вошел старпом Комаров. Он сердито посмотрел на Кесарева.
— Почему опаздываете на вахту? Делаю вам замечание...
— Я готов на вахту, я мигом... — Кесарев схватил на вешалке шинель. — Извините, Роберт Баянович...
«Кажется, Вера его совсем увлекла», — грустно вздохнул Грачев. Он заглянул в радиорубку, где матрос Гончар нес радиовахту, а потом спустился в свою каюту и устало прилег на диван. Задумался. Незадолго до учений капитан «Горбуши» Серов пригласил его к себе в гости. «У меня есть где-то фотокарточка, на которой я заснят вместе с твоим отцом, — говорил ветеран. — Если понравится, могу подарить ее тебе». Но когда Грачев пришел, то Серова дома не оказалось.
— Еще утром он ушел в порт, — сообщила ему дочь Вера. — Дежурный он. Даже не смог прийти домой за регланом, так я туда отнесла ему. Может, в обед заскочит.
Петр стоял на крыльце, не зная, то ли ему идти на корабль, то ли подождать капитана. Вера сама выручила его.
— Заходи, Петя, — сказала она. — Я не одна... Муж вернулся из рейса. Вчера вернулся. Познакомлю тебя с ним.
— Ну, если так, тогда зайду, — улыбнулся Петр.
Вера представила его мужу. Тот уже немного выпил, грубо сжал руку Грачева в своей мускулистой руке и, улыбаясь, сказал:
— Борис Алмазов, понял? Ну вот и хорошо. Только сам я без алмазов. Я не люблю алмазы. Моя слабость — деньги... Да ты, парень, садись, выпьем...
Петр сел рядом с хозяином. Алмазову было лет тридцать. Густая черная борода ярко оттеняла его белую шею. Лицо, широкое, румяное дышало силой. В серых, чуть раскосых глазах горели искорки.
