ограждения фермы.
Шамсаев попытался рассмотреть, кто же все-таки заварил эту кашу, но тут БМД броском преодолела открытое пространство и пробила каменный забор, окружавший ферму. Поднятая пыль еще не успела осесть, когда БМД выстрелила еще раз. Мотор взревел, БМД дернулась: то ли водитель попытался въехать во двор, то ли получил приказ вернуться к колонне, – от здания фермы ударил гранатомет и боевая машина десанта полыхнула. Из люка кто-то выпрыгнул. Дога не стал рассматривать подробности. Если начали стрелять с фермы, то он мог наконец перестать прятаться. Шамсаев вначале одиночным выстрелом снял выпрыгнувшего из БМД, а потом длинной, на весь магазин очередью прошелся вдоль шоссе. Слава Аллаху, он теперь может убивать врагов. «Уралы» задним ходом укрылись за садом, примыкавшим слева к ограде фермы. Солдаты возле дороги стали перебежками отходить к лесу.
Взорвались боеприпасы в горящей БМД.
«Я сегодня убил первого врага!» – с гордостью подумал Дога. Его приятно удивила та легкость, с которой они одержали победу. Вот у его ног горит бронированная машина, возле нее лежит тот, кого достала пуля Доги. И почти тридцать вооруженных мужчин бегут из-под его огня.
На башню поднялся Хасан. Он был помощником командира и единственным, кто уже сталкивался с русскими в открытом бою. «До этой минуты!» – мелькнула у Шамсаева радостная мысль. Теперь и он может с гордостью смотреть в глаза людей.
– Ты открыл стрельбу, шакал? – зло спросил Хасан.
– Я начал стрелять только после выстрела гранатомета.
Стрелял кто-то из лесу.
Хасан внимательно осмотрел все вокруг. Движения не видно. На дороге два «Урала» и в проломе ограды – БМД.
– Шарип приказал отходить. Через десять минут все собираются за фермой. Ты следишь за дорогой и подходами. Отходишь последним. Чтобы палец не чесался.
Хасан слез по лесенке вниз, а Шамсаев сплюнул. Он ожидал другой реакции. Дога сменил магазин в автомате. Остро пахло порохом. Чтобы как-то успокоиться, Дога стал собирать раскатавшиеся гильзы. «Уже почти остыли», – рассеянно подумал Дога. На дороге пусто. Часов у Шамсаева не было, и он, отсчитав приблизительно пятнадцать минут, забросил автомат за спину, спустился с башни и неторопливо, чтобы не выглядеть трусом, пошел через двор фермы к месту сбора. Дога вышел из-за угла как раз в тот момент, когда командир группы, Шарип Эльдарханов, отдал команду отходить к лесу.
Первыми, как обычно, пошли разведчики. Два человека, Дога так и не успел с ними познакомиться, перепрыгнули через забор и пригнувшись побежали к лесу.
Остальные успели сделать всего несколько шагов, из-за деревьев почти в упор по разведчикам ударила пулеметная очередь. Оба упали как подкошенные.
Командир ничего сказать не успел. Ему в голову попала пуля. Брызги крови остались на руках и лице Шамсаева. Как сквозь сон он услышал крик Хасана: «Окружили, все в дом!»
Кто-то подхватил тело Эльдарханова, кто-то толкнул Догу. Шамсаев, словно во сне, сделал несколько шагов к двери фермы, обернулся к лесу. В свои пятнадцать лет он еще не понял, что победа на войне – вещь очень непостоянная. И в оставшиеся секунды жизни понять этого ему было не суждено. Пуля снайпера попала ему в основание черепа, когда он уже входил в здание фермы. Испугаться он тоже не успел.
Тело мальчишки положили возле тела командира. Хасан, оставшийся главным, оглянулся на русского, который вот уже неделю был возле Шарипа.
– Что будем делать?
– Занимай оборону. Дом крепкий, попытаемся отсидеться до темноты, а потом уйдем.
Майор Тупчинский выглядел спокойным, когда боевики рассредоточивались по ферме. Но только выглядел. По роду своей деятельности, он принципиально не верил в случайности.
11 февраля 1995 года, суббота, 10-35 по Киеву, Город.
С самого утра у меня оказалось свободное время для писанины. Я вовсе не предполагал, что в субботу придется заниматься работой. Выходные – это почти святое. Я предпочитаю выполнять дела в рабочее время да и то в самый последний момент. Долгий и мучительный процесс подбирания слов и терминов не для меня. Статья либо пишется, либо не пишется. И в этом случае особенно помогает лимит срока. Сегодня на сегодня. Вот тогда моя лень не успевает включаться или отступает перед порывом и сложной ситуацией. Победить или умереть. Нет, естественно, приходится обдумывать материал, подбирать опорные точки и намечать общую стратегическую линию. Весь этот технический процесс должно выполнять подсознание. Я выработал пару приемов, которые помогают вести такую подготовку на уровне инстинктов, а потом выплескивать все полученное на бумагу. Подобные фокусы, правда, проходят только с небольшими по объему материалами. Над большими статьями приходится потеть. Как вчера я потел над статьей о стрельбе в поезде. Самое обидное, что лирика, которую я начал сочинять, может совершенно не пригодиться, если Парамонов не перезвонит. Понятно, конечно, что не очень просто явиться к родственникам погибших и начать их расспрашивать о том, что они чувствуют и какими были убитые при жизни. Но Сережа обычно свои обещания выполняет. Тем более, что «нарытое» он сможет творчески переработать для своих рассказов в компании. К нашей журналистской братии он, слава Богу, отношения не имеет и конкурентом не является.
Вчера вечер закончился не самым лучшим образом. По телефону меня вычислил редактор отдела политики и потребовал, чтобы я лично подготовил, отчет о пресс-конференции в УНСО. На мое предложение сделать это самому, на основе моих набросков, Пыжов глубокомысленно изрек, что ничто так не помогает при написании статей, как личные впечатления. И повесил трубку. Я героически подавил желание перезвонить ему и послать подальше, но сдержался. Пусть это будет моей последней неприятностью, подумал я. И мои пожелания остались пожеланиями. Утром инициативу в свои руки взяла теща, и после пятнадцатиминутного разговора я испортил отношения с тещей, женой и свое настроение.
Можно было, конечно, собраться и уйти куда-нибудь погулять, но гулять в такую погоду и с таким настроением – удовольствие ниже среднего. В таких случаях мы с женой обычно молчим. И это молчание у нас возникает все чаще и чаще. С ностальгией я вспомнил первые годы нашей совместной жизни, когда ссоры наши были пятиминутными и жена не исчезала каждую среду с утра на несколько часов, со словами: «Мне нужно на базар». Я трус. Трус настолько, что даже ни разу не попытался выяснить, куда на самом деле она ходит. А строить догадки не хотелось. Я тешил себя иллюзией, что незнание правды может помочь избежать трагедии. В минуты нашей молчаливой войны эти мысли приходили в голову особенно часто и
