средствами массовой информации.
– Нашли влиятельную фигуру, идиоты.
– Извините, но люди Карнауха здесь мало кого знают. У них, по определению, здесь не такое надежное положение, как у Зимнего. А тут всплывает информация о таком крутом парне, как вы. Тем более, что, как я полагаю, им еще и посоветовали в индивидуальном порядке. О том, что их подставили, свидетельствует хотя бы то, что ровно через полчаса после вашей беседы ребят зацепили люди Зимнего и вывезли в неизвестном направлении. Их пытали. А потом убили.
– За что, они-то здесь при чем?
– А удовольствия здесь сразу два. Во-первых, все видят, кто хозяин положения. Во-вторых, при более внимательном рассмотрении этого дела окажется, что вы попали Зимнему под горячую руку, без вмешательства той самой неизвестной силы. С вами после этого можно было делать все, что угодно. Более того, ведь ребята исчезли сразу после визита к вам. Попробуйте теперь докажите, что это не вы продали их Зимнему. И совершенно не исключено, что теперь люди Карнауха очень захотят выяснить, за сколько же такой крутой журналист продался. Я думаю, что если они окажутся не очень расторопными, то им просто подскажут эту мысль. Далее, милиция очень заинтригована вашей славой крутого человека. Если бы вас очень сильно побили, или, не дай Бог, убили бы люди Карнауха, то милиция добралась бы до них очень скоро. Налицо причина убийства. У людей Карнауха еще проблемы, а вас хоронят с чувством брезгливости, как продажную сволочь. Как вам такая возможность?
– Никак, мне уже все без разницы. При таком раскладе мне придется прятаться всю оставшуюся жизнь.
– Может быть, и так. Хотя, вас любит Бог. По сценарию, вы вначале должны были получить взятку от людей Карнауха. Все это должны были снимать люди Зимнего. А потом уже, имея пленку, вас бы поставили перед выбором. Умереть стоя или жить на коленях. Помните такой лозунг? И ребят должны были брать только после вашего сегодняшнего разговора.
– Вы мне о ком рассказываете? Об уголовниках или о самой крутой спецслужбе на этом свете? Такие приготовления, и ради чего?
– Вот это и нас очень интересует. Вчера у них произошел сбой. Кто-то изъял из свободного обращения одного из приближенных Зимнего. Одного из тех, кто ходил за вами. Он просто испарился, а ведь был в курсе этой вот операции по вашему поводу. И Зимний запсиховал. Этих шестерок замучили, но ничего толком не узнали. Никто, включая и милицию, не знал, что случилось с этим человеком. И вас решили притормозить.
– А почему не шлепнуть или не украсть?
– Это с вашей славой? Тем более, что она вроде бы начала подтверждаться. Как вы лихо избавились от наблюдения!
Нет, не то, чтобы все это выглядело совсем плохо. Может быть, моя доверчивость просто испарилась, может быть, очень трудно быть доверчивым с головной болью, а может быть, просто я наконец начал взрослеть, но плакать от умиления, восхищаясь искренностью Петрова, мне совсем не хотелось. Не хотелось и все тут. Я, естественно, понимал, что вокруг меня происходит нечто странное, из ряда вон выходящее. Но с пионерского детства я выучил, что кратчайшим расстоянием между двумя точками является прямая. Та схема, которую столь искренне преподносил мне «пожарный инспектор», скорее напоминала вологодские кружева. Загадочный Зимний охотился за мной и заодно торговал оружием, одновременно уничтожая несчастных экс-сотрудников полумифической труппы «Сверхрежим». Его поддерживала одна сила, которой противостояла другая сила, а обе эти силы изо всех сил дрались друг с другом, вокруг Зимнего из-за меня. Манией величия я почти не страдал. Максимумом моего самомнения было то, что из-за меня когда-то сняли председателя областного совета профсоюза. И мне этого было совершенно достаточно, тем более, что особого политического капитала мне это не принесло. Петров заливался соловьем, говорил проникновенно и страстно. В нем пропадал великий актерский талант, но совершенно отсутствовал талант проповедника, обращающего в свою веру. Вербовщиком он был паршивым, мягко говоря.
– Вот такой вот расклад сложился вокруг вас. И, похоже, нам удалось спасти вам жизнь, – закончил свой монолог Петров.
– Огромное вам спасибо, – прочувствованно сказал я, – я теперь вам по гроб жизни обязан, только скажите, где я могу защитить вас от пули своим телом. Или давайте, я вам лучше уступлю для пересадки часть своего серого вещества.
– Знаете, уважаемый господин Заренко, у меня такое чувство, что вы просто горите желанием меня оскорбить. Или хотя бы унизить. Этот ваш выпад по поводу моего серого вещества просто… Я не нахожу слов.
– А вы соврите что-нибудь, и вам станет легче. Из всего вашего рассказа очень последовательно выплыла бы версия минирования моего дома ядерным фугасом, специально привезенным для этой цели с Дальнего Востока. А сделали это арабские фундаменталисты по личному распоряжению Саддама Хусейна. Не стесняйтесь.
Петров несколько минут рассматривал меня молча. Лицо его ничего не выражало, почти. В этот момент до меня дошло, кого он напоминает. Я не очень хорошо знаком с военными врачами, а с военным психиатром вообще никогда не сталкивался, но в тот момент я себе почему-то ясно представил Петрова в белом халате поверх мундира со змеями в петлицах. И одновременно всплыла старая армейская хохма с расшифровкой этой армейской эмблемы – хитер, как змей, и выпить не дурак.
– Вы смотрите на меня, как на врага, и в мыслях не особенно добры, – прервал молчание Петров. – Я только что рассказывал вам совершенно секретные сведения, изо всех сил, можно сказать, нарушал присягу и массу инструкций – и вот такая благодарность. Это просто немыслимо. У вас редкостная способность восстанавливать душевное равновесие. Я много повидал людей, но такого быстрого перехода от паники к агрессии не наблюдал. Вы просто феномен. Поздравляю.
– Моя профессия приучила меня к тому, что чувство меры – это и есть то самое фантастическое шестое чувство, которое помогает выжить в любой обстановке. Вы все время перегибаете палку. А производите впечатление человека трезвого и разумного. Странно.
– Внешность обманчива.
– Но только не в этом случае. Вы изо всех сил пытаетесь разбудить мое любопытство, но когда вам это удается, то начинаете громоздить одно на другое в совершенно неумеренных дозах. С чего бы это?
