Каждый раз он ожидал, что Рык задаст, наконец, свой вопрос. Спросит. Ведь не просто же так приезжает он раз в полгода на постоялый двор к Кривому. Но каждый раз Рык спрашивал все какую-то ерунду и, напившись, уезжал до восхода солнца.
А вон уже и край неба отметило красным – пора и постояльцев поднимать.
Кривой вернулся в дом, хотел было пройти к комнатам да стукнуть в дверь, но услышал, что там уже проснулись, закричали, загалдели…
Кривой торопливо, насколько позволяла плохо гнущаяся нога, прошел на кухню, прикрыл за собой двери, прижался лбом к стене и замер, зажав уши руками. Он не мог этого слушать. Ему хотелось кричать и биться головой о стену. Может, потому и Рык уезжал так поспешно. Может. Хотя… Не только из-за этого.
Кривой ждал, сцепив зубы. Ждал-ждал-ждал-ждал…
Потом в кухонную дверь постучали. Громко, чтоб даже Кривой расслышал сквозь шум в ушах и скрип зубов.
– Да, – отозвался Кривой и вышел в обеденную.
– Мы уезжаем.
– Хорошо, – ответил Кривой, отводя взгляд.
– Что-то передать Вралю?
– Передай, что все у меня в порядке. И у Рыка – тоже. Пьет много, когда ко мне приезжает. А как он там у себя дома – не ведаю. Но постарел сильно. Руки трясутся. Недолго ему осталось. Так и скажи, – помолчав, добавил Кривой.
– Скажу.
– Ну… – Кривой протянул руку. – А ты-то как?
– Что как?
– Как у тебя дела, Хорек?
– Давно меня Хорьком не называли… – усмехнулся Хорек в усы.
– Пятнадцать лет уже, – напомнил Кривой.
– Пятнадцать лет… Все хорошо у меня, – сказал Хорек. – Жена здорова, тяжела по третьему разу. Младший сын бегает, играет. Старший… У старшего все тоже хорошо.
– Хорошо… – протянул вслед за Хорьком Кривой. – А только что уехал Рык.
Хорек промолчал.
– Который раз приезжает. Может, хочет, чтобы ты с ним заговорил. Ты ж после той ночи с ним так ни разу и словом не перемолвился. И письмеца не передал. Он же…
– Он поступил правильно. Тогда, в Долине, он действительно спасал княжество. И мою жизнь спасал. И правильно он все сказал. Нельзя весь мир спасать. Нужно выбрать что-то, что останется для тебя нерушимым. Для него это было слово. Для меня…
– Тоже слово, – закончил за него Кривой. – Ты же тоже не можешь от своего слова отступить, я же тебя насквозь вижу. Ты улыбаешься, про своих детей рассказываешь, даже вон про старшего – что хорошо все у него. У него? Хорошо? Это ты пытался, чтобы тебе хорошо было, чтобы облегчение наступило, откупался от боли своей, от совести откупался ребенком.
Хорек слушал молча, не отводя взгляда.
– Напился я… – жалобно пробормотал Кривой. – Не могу оставить Рыка без компании и напиваюсь.
Хорек молчал. Лицо его было бесстрастным, только между бровей залегла складка.
– Поеду я, – сказал, наконец, Хорек. – Все уже погружено, можно ехать.
Он обнял Кривого, прижался на миг щекой к давно не бритой щеке ватажника и пошел к двери, набрасывая по ходу на плечи серый плащ с волчьим подбоем.
