– Даша попала в больницу, и ее оттуда вынесли с боем.
– Даша все-таки попала в больницу… – почти удовлетворенно сказал голос в темноте.
– Это вы…
– Запомни, вовсе не нужно заставлять человека, достаточно поставить его в нужные условия. Даша была поставлена в такие условия. И вся группа тоже. Она должна погибнуть. А может быть, уже погибла. Даже, скорее всего.
– Вы это знали, когда передавали мне группу?
– А я тебе разве не говорил тогда, что группу обычно не передают? Говорил. Просто ты не придал этому значения. Опасность была заложена изначально. Если мы пытаемся заставить человека идти наверх, то нам нужно быть готовым к тому, что он туда доберется. И у него появится желание выяснить, что же конкретно произошло с ним и его семьей в том жарком июле.
А мы ему и сообщаем, что в том жарком июле, группа, переданная под контроль молодому наблюдателю, из-под этого контроля вышла. В результате была убита одна из дочерей нашего подопечного, или его жена – это было оставлено на усмотрение группы. Кстати, обрати внимание, не вся семья была убита, а только один из ее членов. Это и потеря и, одновременно, угроза новых потерь. Учись, пока я жив. Пока.
– Вы думаете, он стал бы интересоваться? – Гаврилин спросил и еще раз удивился, что способен разговаривать спокойно и даже задавать вопросы.
– А это неважно, такая возможность существует, и к ней нужно быть готовым. Например, выпереть со службы провинившегося наблюдателя. Или позволить ему погибнуть при выполнении. Это была моя идея.
Исповедь, внезапно понял Гаврилин, это исповедь. Он просто хочет перед смертью исповедаться… Почему перед смертью?
– Почему Марина?..
– Почему она так болезненно отреагировала? Сам подумай. Ты ей сообщил, что я знаю ее адрес. То, что мы работаем на Контору, она поняла из твоего поведения. А тут еще люди начали гибнуть. Зачем твоей Марине рисковать? Она все очень правильно рассчитала, я даже не стал пытаться убедить ее в том, что уже сообщил своему начальству о ней. А ты – ты будешь молчать по той простой причине, что сейчас ты, по сути, становишься ее соучастником. Ты знал, что меня уберут, и не попытался меня отбить. А ты не попытаешься. Тебя такого специально отбирали. Ты наблюдатель. Твоим главным предназначением является наблюдение. Все это проходит через тебя, но ни на секунду не задерживается и не оставляет на тебе следа.
Гаврилин слушал молча и понимал, что слышит правду. Он удивлялся своему спокойствию. А чего волноваться – ведь все это происходило не с ним.
– Ладно, ты иди. Можешь считать, что сегодня родился заново. А это без крови не бывает. Такие пироги. Счастливо. И приготовься естественно принять все вопросы начальства о моем исчезновении.
– Я пошел?
– Иди.
Гаврилин пошел к светлому кругу выхода, дошел уже почти до конца, когда сзади донесся голос:
– До встречи, я займу для тебя место потеплее.
Гаврилин спустился к машине. Марина стола поодаль и курила. Отбросила окурок в сторону, посмотрела в глаза Гаврилину, и Гаврилин выдержал ее взгляд.
– Твои вещи от бабы Агаты уже привезли, в машине.
– Зачем такие хлопоты, может и меня вместе с ним? – Гаврилин качнул головой в сторону тоннеля.
– Плохая я, да? Только из-за того, что решила убрать одного, чтобы спасти многих?
– Себя.
– И себя тоже. Вы устраиваете свои игры среди нас, вы устроили все это пекло ради каких-то своих целей, а я не могу, не имею права даже защищаться? Меня не интересует кто вы и откуда. Меня интересует только, чтобы вы оставили нас всех в покое.
И не смотри на меня так. Вспомни, позолота вся сотрется – свиная кожа остается. Вот такая я свинья под позолотой. Не нравится? А другие не выживают. Слышишь, не выживают. – Марина сорвалась на крик. – Чего ты молчишь?
– Не знаю, – пожал плечами Гаврилин, – не мне тебя судить, ты мне вроде как жизнь спасла.
– Как?
– А не важно, просто помни это, – Гаврилин открыл переднюю дверь машины, – на этой меня повезут?
– На этой.
Гаврилин полез в карман, вытащил деньги:
– Хотел тебя попросить – купи от меня Динке шампанское. Я обещал.
– Нет.
– Но я…
– Езжай. Не зачем девчонке голову крутить. Достаточно и того, что она в тебя влюбилась.
– Влюбилась? – вяло удивился Гаврилин.
– Когда уже вы поймете, что женщина любит мужика не за то, что он для нее сделал, а за то, что для
