– Если бы я прошла по твоей личности, то тебя бы ни в один ресторан не пустили бы не то, что в галстуке, в смокинге.
– Угрожать рукоприкладством – не интеллигентно, между прочим, – заявил Гаврилин и попытался пробраться к печке.
– А сплетни о порядочных женщинах из старушек вытягивать – интеллигентно? Куда лезешь?
– За чайником лезу, – как можно обиженнее заявил Гаврилин, – и я не вытягивал, а спрашивал, не сплетни, а информацию и не из старушки, а из дамочки в полном соку и с экзотическим именем Агата.
Баба Агата молча воззрилась на квартиранта. Гаврилин сделал невинное лицо и демонстративно покрутил в руках пустую чашку.
– Баран, – мрачно сказала баба Агата.
– Я попрошу, – с оскорбленным видом Гаврилин уселся за обеденный стол, – не баран, а овен. Огненный, между прочим, знак.
– Огненный баран, – согласилась баба Агата и поставила на стол перед Гаврилиным тарелку с печеньем и сахарницу.
– Ах, так? В вашем возрасте, бабуся, пора бы уже и немного повежливее быть.
Баба Агата не реагируя на прямое оскорбление, принесла на стол варенье и заварник, поставила подставку и на нее чайник. Гаврилин осторожно подвинул к себе печенье, налил в чашку заварки и насыпал сахару. Баба Агата невозмутимо наблюдала за ним от печки. Гаврилин налил в чашку кипятка, размешал сахар, отхлебнул и, естественно, обжегся.
– Вот видишь, – удовлетворенно сказала баба Агата, – даже чай по человечески попить не можешь, а туда же – пожилых женщин оскорблять.
– Ум-гу, – сказал Гаврилин, заедая ожег печеньем.
– Вот это ты правильно – перед рестораном всегда нужно поесть. Меньше денег уходит.
– Кстати, о ресторанах. Так это почему у меня нет головы?
– А кто говорил, что у тебя головы нет? Вон какая здоровая. Шестидесятый размер, небось.
– Шестьдесят первый.
– Вот именно. Голова у тебя есть, ума у тебя нет.
– Если я снова спрошу почему, вы опять ответите…
– Ты помнишь, сколько на дворе градусов?
Гаврилин покосился в окно:
– Много.
– А если ты нацепишь галстук – будет в два раза больше.
Это да, это правильно, носить сейчас галстук – это проводить самоудушение в течение нескольких часов. Гаврилин и сам это знал, но такие перепалки входили в обязательную программу поддержания с бабой Агатой хороших отношений. Бабе Агате сейчас тяжело, она волнуется о муже, не спит ночами и пытается вытянуть на себе все хозяйство. В первые дни Гаврилин попытался помочь хозяйке, но она быстро ему объяснила, откуда у курортников растут руки и куда им (курортникам) их (руки) нужно засунуть.
Такие разговоры – единственное, что воспринимала баба Агата в качестве соболезнования. Гаврилин понял это быстро, и проблем с хозяйкой у него не возникало в принципе. До сегодняшнего дня. Попытки выяснить у нее подробности о Марине вызвали у бабы Агаты реакцию бурную и неоднозначную.
Постепенно, когда первый напор ослаб, Гаврилин начал потихоньку овладевать информацией, сразу же примеряя ее к своему тяжкому случаю. И по мере поступления этой самой информации, Гаврилин понимал, что разобраться во в сем будет еще сложнее, чем он предполагал.
Проститутка. Когда Гаврилин ляпнул это слово, баба Агата замолчала. Помолчала минуты полторы, а затем почти спокойным голосом поведала изумленному Гаврилину свою версию принципов функционирования мужских мозгов.
– Ну, а как ее еще называть, если она с мужиками за деньги…
– Ну да, лучше, чтобы она с вами бесплатно. Или еще даже приплачивала.
Гаврилин решил о пятидесяти долларах не распространяться. По поводу генерала Гранта у него будет разговор с виновницей торжества. Но чтобы этот разговор был продуктивным, нужно было еще поспрашивать бабу Агату.
Потом оказалось, что Марина не то, чтобы совсем проститутка. Вернее, уже не проститутка, а… Баба Агата назвала этот род занятий старшей по девочкам. Потом снова замолчала. Гаврилин было решил, что разговор окончен, но баба Агата присела на край стула в комнате Гаврилина и неожиданно спокойным и каким-то ласковым голосом сказала:
– Думай что хочешь. Одно запомни – тот, кого Марина выберет… Если ее кто из мужиков поймет… Да что с тобой говорить, не дорос ты до нее.
Баба Агата махнула рукой и ушла на кухню. Через несколько минут за ней отправился Гаврилин со своим вопросом о галстуке.
Допивая чай, Гаврилин покосился на часы. С учетом местного общественного транспорта у него еще оставалось немного времени на приготовления. Легкие серые брюки и серая же рубаха – демократично и со вкусом. Это для ресторана. А для начальства…
А начальству придется рассказывать, что ко всем своим благоглупостям в кафе, ему удалось завязать роман с… со старшей по девочкам и даже заработать на этом пятьдесят долларов. Дались ему эти доллары.
