– Тогда у вас не слишком хорошие друзья. Вам еще могли вручить гранату без кольца. По степени опасности – это почти идентично.
– Может залить дерьмом, – сказал Шатов.
– Может. И не только вас. Вы, простите, полезли туда, где…
Открылась дверь, и в комнату вошел начальник службы безопасности:
– Машина пришла.
– Так что – машина ждет, можете ехать, но я вам со всей искренностью советую отбежать от этого дела, прикинуться ветошью и не отсвечивать. В этом случае, – Хорунжий встал и подождал, пока встанет Шатов, – мы не будем обижаться на вас и дальше.
Шатов выдержал прямой взгляд Хорунжего. Искоса глянул на начальника службы безопасности. Тот стоял неподвижно, глядя куда-то над головой Хорунжего.
– Еще раз приношу наши извинения, – доброжелательно улыбнулся Хорунжий, улыбнулся одними губами.
– Пусть вот он извинится, – Шатов кивнул в сторону начальника службы безопасности.
– Резонно, – согласился Хорунжий и обернулся к начальнику, – ну-ка, Алексей Игоревич, извинитесь перед нашим гостем за произошедшее недоразумение.
Желваки на лице Алексея Игоревича напряглись.
– Извинитесь-извинитесь, – подбодрил его Хорунжий.
Начальник службы безопасности шагнул к Хорунжему и процедил, не глядя на него:
– Извините, пожалуйста.
– И руку пожмите, – предложил Хорунжий.
Алексей Игоревич протянул руку. Шатов бросил взгляд на Хорунжего. Что-то у того во взгляде светилось. Вопрос, ожидание…
Шатов сжал руку начальнику службы безопасности, резко рванул на себя. Тот слишком торопился закончить неприятную процедуру, поэтому немного расслабился. В конце концов, действительно трудно ожидать прыти от человека, которого только что почти час собственноручно избивал. Поэтому рывок Шатова застал противника врасплох.
Колено впечаталось в пах. Начальник сдавлено вскрикнул и согнулся в поясе. Шатов ударил коленом еще раз, теперь в лицо, потом рывком швырнул начальника к стене. В сторону отлетел стул.
– Сука, – выдохнул Шатов и ударил ногой, куда-то в поясницу, справа. Еще раз. Потом еще.
Алексей Игоревич опустился на колени, потом стал медленно заваливаться набок.
– Крутой, говоришь? – Шатов ударил левой ногой, на этот раз в живот. – Я ведь тебя предупреждал…
Багровая ярость затопила мозг Шатова. Он уже не мог остановиться, а бил раз за разом, словно автомат. Бил, выдыхая только одно слово – сука. Сука, сука, сука…
В лицо, в живот, в грудь… Сука.
– Хватит! – приказал Хорунжий, но Шатов не расслышал.
Кто-то что-то сказал рядом с ним? Ерунда, ерунда. На свете их только двое – он и тот, кто сейчас лежит на полу, пытаясь прикрыть разбитое в кровь лицо.
– Мало? – Шатов замахнулся снова. Они решили, что могут делать с Шатовым все, что угодно. Все, что угодно. Вот вам.
– Прекратите, – рывок, Шатова развернуло. Его? Останавливают? А почему не останавливали этого подонка там, в подвале? Почему не остановили Арсения Ильича, когда он превращал Шатова в послушную гончую? Почему…
– Да прекратите же! – Шатов рванулся, почувствовал, что руку его зажало, словно тисками, потом резкая боль пронзила суставы. – Успокойтесь!
Шатов стоял на коленях, а над ним, заломив ему руку за спину, стоял Хорунжий. Шатов дернулся, но боль быстро отрезвила его.
– Еще одна попытка – и я сломаю вам руку, – пообещал Хорунжий.
Шатов закрыл глаза. Ярость уходила с толчками крови в висках, оставляя обожженное криком горло и кривящиеся в гримасе губы. Потом словно силы разом испарились из тела Шатова. Их хватило только на то, чтобы прошептать: «Все нормально» и встать после того, как Хорунжий отпустил руку Шатова.
– Все нормально, – громче сказал Шатов, пытаясь успокоиться.
– Куда уж больше, – откликнулся Хорунжий. – А вы, оказывается, опасный человек. Все нормально! Мы разберемся сами.
Это Хорунжий сказал вбежавшим на шум и крики охранникам, понял Шатов. Мы разберемся сами. Шатов слышал только голос Хорунжего. Перед глазами продолжало метаться что-то красное, не дающее сосредоточиться.
Руки начали дрожать. Шатов почувствовал, что задыхается.
– Успокойтесь, – тихо сказал Хорунжий и, в сторону, – уберите Алексея.
Шум, голоса. Чьи-то реплики. Шатов не разбирал слов. Он пытался удержаться на ногах. Красный туман перед глазами начал вращаться, обугливаясь по краям. Темнота стала заливать комнату.
