Поэтому я отправился только с двумя удочками вдоль берега озера на другую сторону, где была небольшая, уютная заводь. С этого берега был виден удобный для ловли мысок, с которого я и хотел попробовать половить до вечера. Вместе со мной пошёл и Горка.
Пробраться к заводи на этот мысок оказалось довольно трудно. Заводь окружала такая непролазная гуща кустов и деревьев, что мы с трудом пробились сквозь неё, ободрав босые ноги о колючки шиповника и ежевики.
Наконец мы выбрались к берегу, размотали свои удочки и начали ловлю. Горка вышел на самый конец мыса и, придерживая одной рукой всегда спадающие штаны, начал ловить около высокой осоки, что росла у самого конца мыса. Я уселся недалеко от Горки в тени небольшой ветлы.
Только я закинул свои удочки, как услыхал негромкий, испуганно-удивлённый возглас Горки:
— Ой!
Я обернулся в его сторону и увидел такую картину: Горка стоял, подавшись вперёд худеньким телом, и, забыв про свои спадающие штаны, смотрел, раскрыв рот, на воду. На удилище, которое он продолжал держать в руке, болтался обрывок лески.
— Ты что? — спросил я.
— Щука!
— Какая щука?
— Агромадная! Леску оторвала. Прямо с поплавком… Вот такая! — показал он руками, широко расставив их.
Оказывается, когда Горка подсек плотичку и дёрнул удилище, из-под травы выскочила щука, схватила эту плотичку и, без усилий порвав тонкую леску ниже поплавка, спокойно пошла с ней дальше. Горка ловил поверху, близко от берега, и ему всё было хорошо видно.
Утешив незадачливого рыболова, я привязал ему запасную леску с поплавком и крючком, и он вновь пошёл на своё место.
Как мы ни старались, клёв был очень плохой. Я перешёл немного в сторону и попробовал забросить удочку между нависшими кустами. Но и здесь поклёвки были очень вялые да и забрасывать было неудобно — мешали ветки, и я дважды успел зацепить и запутать свою леску. Она хоть и была жёлтая, но на этот раз ничего не помогало.
Пробовал предложить рыбе «душистую» насадку. Много раз я слыхал от рыболовов, что они смачивают червей, а особенно хлеб анисовыми каплями и что будто бы рыба любит сильные запахи. Мы с Михаилом Алексеевичем тоже захватили с собой пузырьки с анисовыми каплями и гвоздичным маслом. Гвоздичное масло мы взяли, чтобы избавиться от назойливых комаров. Если этим маслом помазать руки, лицо и шею, то уж ни один комар не укусит. Видно, у них совсем другие вкусы, чем у рыбы, и ароматные запахи им не нравятся. Не знаю, верно ли говорят рыбаки, но даже и надушенных червей рыба на этот раз не брала.
Подошёл Горка. Он принёс нанизанных на ветку двух небольших окуньков и одну плотичку:
— Не клюёт, Пётр Иванович! А у вас как?
— Да тоже, Гора, плохо.
— Я хочу к Мите пойти. Пойдёмте отсюда, раз не клюёт.
— Ты иди. Да захвати, пожалуйста, вот это моё удилище и поставь его у палатки, а я пойду вон к тем кувшинкам и попробую ловить краснопёрок.
Проводив Горку, я взял своё любимое «остренькое» удилище, мешочек с червями и стал пробираться к зарослям кувшинок.
Мы с Михаилом Алексеевичем больше всего любим такие лёгкие удочки. Уж очень интересно ловить на них! Всё искусство здесь заключается в том, чтобы не порвать тонкую леску, не зацепить за кусты или лопухи, плавно и точно забросить в намеченное место, ловко и вовремя подсечь рыбу. А затем, смотря по характеру поклёвки и по силе сопротивления попавшейся рыбы, выкинуть её сразу на берег или аккуратно подвести к берегу по поверхности воды. Если же рыба попалась настолько крупная, что есть опасность обрыва лески, терпеливо утомить рыбу, то натягивая, то ослабляя леску, а потом, выведя на чистое место, подхватить её подсачком. Тонкий упругий волос пружинит, лёгкое удилище сгибается, трепещет в руке, и ты чувствуешь этот трепет всем своим существом.
А какое удовольствие и радость испытываешь, когда добыча уже в руке и ты осторожно снимаешь её с крючка!
Хорошо бродить с такой удочкой вдоль узких проток, по заросшим берегам, пробираться сквозь заросли прибрежных кустов. И то свободно забрасывать свою удочку на чистом, открытом месте, то осторожно и аккуратно пускать поплавок в узкой, заросшей кустами протоке, а то метко забрасывать наживку между листьями кувшинок.
Как только клёв ослабевает в одном месте, я перехожу к другому, а потом вновь возвращаюсь на старые места.
Вот почему я всегда предпочитаю уходить на рыбную ловлю не на открытую, большую Волгу со снующими по ней пароходами, баржами, лодками, а на заволжские пустынные озёра или на маленькую, уютную речку Кудьму, где всегда тихо, где мы одни, где ничто не нарушает тишины и спокойствия.
У каждого рыбака своя повадка. Мы с Михаилом Алексеевичем оба рыболовы, но каждый из нас ловит по-своему. Он также любит ловить на озёрах и маленьких речках, но он терпеливее меня. Так, если я считаю, что рыболов должен сам искать рыбу, а но ждать, пока она его найдёт, то Михаил Алексеевич может часами сидеть на одном месте, даже тогда, когда клёв очень вялый и редкий.
Поэтому у нас уже так заведено, что он больше сидит, удобно расположившись на берегу, и наблюдает за жерлицами и своими красивыми поплавками или ловит на кружки крупных щук и окуней, а я со своим «востреньким» удилищем поставляю ему в изобилии насадку — живцов.
Это совсем не значит, что я только и бегаю по берегу со своей удочкой и ловлю одну мелочь. Часто среди мелочи и мне, конечно, попадается крупная рыба.
Здесь, видимо, всё дело в характере. Я тоже с удовольствием ловлю щук и больших окуней на жерлицы или на кружки, если хорошо ловится, но не могу сидеть без дела, когда кружки плавают, как мёртвые, без перевёрток, а жерлицы висят, словно застывшие.
В этих случаях я обязательно перехожу на новое место, а Михаил Алексеевич продолжает терпеливо выжидать.
* * *
Выйдя на открытое место, к зарослям кувшинок, я сделал очень небольшой наплыв, насадил маленького шустрого червячка и забросил удочку к самому краю зарослей.
Дело пошло веселее, и я начал ловить одну за другой небольших краснопёрок.
Днём краснопёрки гуляют почти поверху, на любимом своём пастбище — у лопухов, и я как раз напал на стайку этих красивых рыбок. По-моему, краснопёрка наряднее даже окуня. Она немного напоминает плотву, только гораздо шире её. Чешуя у неё крупная, блестящая, с золотым отливом, глаза оранжевые, а плавники ярко-ярко-красные. Водится краснопёрка в заливах и протоках, где много тростника, травы или кувшинок. Здесь она лакомится водорослями, насекомыми и их личинками. Особенно любит краснопёрка слизь личинок, которой покрыты снизу лопухи и стебли кувшинок.
В тихую погоду иногда видно, как шевелятся, тихо вздрагивают лопухи, и даже бывает слышно, как краснопёрка словно тихонько чавкает, объедая эту лакомую для неё слизь.
Ловить краснопёрку весело, потому что она не теребит насадку, как плотва, а берёт верно и сразу тянет поплавок вглубь или в сторону.
Краснопёрка очень пуглива, и когда её ловишь, то приходится забрасывать насадку так, чтобы поплавок неслышно ложился на воду, а леска не тонула и не обвисала в воде. А так как ловить приходится в лопухах или в траве, то обязательно нужно так закинуть, чтобы поплавок упал на воду около самого лопуха, а леска легла на него. Тут нужна большая сноровка, и неопытный рыболов то и дело запутывает леску, зацепляет крючком за траву или за лопухи, рвёт леску и распугивает всю рыбу.
Я так увлёкся, что проловил бы краснопёрок до темноты, если бы не услышал условный свист Андрея. Это он звал меня. Я взглянул на часы: было уже четыре. Забираю свой улов и быстро иду к палатке.
— Ого! Сколько краснопёрок вы надёргали! Где это? — спросил меня Андрей.
